подобным образом разрешались такие неурядицы и у людей.
Елена, бывшая законной женой Менелая и имевшая от него дочь, прибыла в Трою в качестве столь же законной жены Париса. Репутация ее если и пострадала, то не от измены мужу, а вследствие десятилетней войны, которую она навлекла на головы ахейцев и троянцев. Менелай, отвоевав жену (уже не у Париса, а у его брата Деифоба, за которого овдовевшая Елена вышла на десятом году осады), привез ее обратно, и она вновь стала хозяйкой дома и царицей Спарты. Позднее греческие мифографы почтительно поместят прекрасную изменницу в Елисейские поля — блаженное отделение загробного мира, которое выделилось из неуютного Аида на рубеже второго-первого тысячелетий до н. э.
Клитемнестру, которая вступила в связь с Эгисфом, пока ее муж Агамемнон воевал под стенами Трои, греки, конечно, осуждали. Но главной причиной осуждения была не измена как таковая, а тот действительно не вполне лицеприятный факт, что по возвращении законного супруга Клитемнестра заколола и его, и всех, кто оказался рядом (включая вывезенную из Трои Кассандру). Но даже и после этого и преступная царица, и ее новый муж мирно правили в Микенах, не вызывая особого протеста со стороны подданных, пока Орест, сын Клитемнестры от Агамемнона, не убил обоих.
Верность Пенелопы, конечно же, вызывала восхищение и у современников, и у потомков. Но быть может, потому дочь Икария и прославилась в веках, что была редким исключением на фоне вседозволенности героической эпохи. Кстати, вопрос о ее верности тоже остается открытым — достаточно внимательно перечитать «Одиссею». Замуж ни за кого из своих многочисленных женихов Пенелопа действительно выходить не хочет и порицает их за непрерывные пиры, которые они устраивают в ее доме. Но возникает очень простой вопрос: а почему она попросту не приказала рабам закрыть дверь и не принимать назойливых гостей? Гомер подробно описывает, как слуги Пенелопы готовили пир для женихов, как «вино наливали в кратеры, мешая с водою» и обмывали столы «ноздреватою губкой». По чьему приказанию это делалось, аэд умалчивает, но кто же еще мог распоряжаться царскими рабами в царском доме, кроме самой царицы? Тем временем ее пастухи гнали к царскому двору свиней и коз. Одиссей, возвращавшийся к себе домой под видом нищего, встретил по дороге царского пастуха Меланфия.
Меланфий позднее будет разоблачен Одиссеем как предатель. Но ведь коз из царского стада он — раб Пенелопы — мог гнать во дворец только по ее приказу. Точно так же поступал, несмотря на всю свою преданность исчезнувшему господину, и «богоравный Эвмей» — раб, пасший свиней царицы.
Богоравный свинопас в присутствии не узнанного им Одиссея отдает приказание одному из своих подручных
Трудно представить, что такие приказы могли отдаваться против воли хозяйки — владелицы и стад, и самих пастухов… Авторы настоящей книги далеки от мысли огульно обвинять царицу Итаки в любовных связях с ее многочисленными женихами — в постель к ней никто не заглядывал. Однако надо признать, что молодые люди, наводнившие дворец Пенелопы (136 женихов), привечались царицей весьма благосклонно.
Такие же мысли, несмотря на сложившийся стереотип, посещали и некоторых древних авторов. Аполлодор, добросовестно приводящий в своей «Мифологической библиотеке» все известные ему варианты мифов, пишет: «Некоторые же сообщают, что Пенелопу, соблазненную Антиноем, Одиссей отослал к ее отцу Икарию; когда Пенелопа прибыла в аркадскую Мантинею, она родила там Пана от Гермеса. Другие же говорят, что Пенелопа была убита Одиссеем и причиной ее гибели было то, что Амфином ее соблазнил».
Возможное убийство неверной жены, вызванное ревностью, исключить, конечно, трудно. Но законы эпохи его если и не осуждали, то и не предписывали. Традиционным решением вопроса было — простить преступную жену или в крайнем случае отослать ее к отцу… Еще более свободно вели себя мужчины героического века. Для них верность в любви и браке нравственным кодексом вообще не предусматривалась. Измены, частая смена жен и любовниц были делом обычным. Достаточно обычными были и гомосексуальные связи (хотя они и не приняли еще того размаха, который им придали греки времен афинской демократии).
Начало однополой любви положил сам Зевс, похитив приглянувшегося ему юношу Ганимеда (брата Ила, основателя Трои) и передав троянскому царю в качестве выкупа замечательных коней. Чтобы успокоить ревнивую Геру, Ганимеду (вместе с бессмертием) присвоили почетный титул божественного виночерпия, после чего он стал законным жителем Олимпа.
Не чуждался однополых связей и великий Геракл. Позднее Плутарх писал: «Говорят, что Иолай, возлюбленный Геракла, помогал ему в трудах и битвах. Аристотель сообщает, что даже в его время влюбленные перед могилой Иолая приносили друг другу клятву в верности». Другим возлюбленным Геракла, согласно Аполлодору, был Гилас, сын Тейодаманта. Вместе с героем он участвовал в походе аргонавтов, но во время стоянки в Мисии, «отправившись за водой, был похищен нимфами из-за своей красоты». Геракл так увлекся поисками красавца, что отстал от корабля и не доплыл до Колхиды — аргонавты продолжали свое путешествие без него.
Знаменитый Орфей, отчаявшись вызволить жену из загробного царства, стал избегать женщин и положил начало однополой любви во Фракии. По крайней мере, именно так пишет о нем Овидий:
Аристотель в своем трактате «Политика» уверяет, что гомосексуализм на Крите был введен еще знаменитым царем Миносом (мужем скандально известной Пасифаи). Причем, по мнению философа, сделано это было с самыми чистыми экономическими и демографическими целями: «Законодатель придумал много мер к тому, чтобы критяне для своей же пользы ели мало; также в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не рожали много детей, он ввел сожительство мужчин с мужчинами; дурное ли это дело или не дурное — обсудить это представится другой подходящий случай».
Попутно отметим, что демографическая политика Афинского государства была, по сообщению Диогена Лаэртского, прямо противоположной. Диоген писал: «…Афиняне, желая возместить убыль
