— Положено проститься с селом и краем! — сказал он серьезно, словно совершал обряд.
Запустив руку в рюкзак, вытащил бутылочку палинки и налил в рюмки. Выпив друг за дружкой, они попрощались с родным краем, лежавшим перед ними как на ладони. Село жалось прямо под ногами, вокруг простирались неохватные угодья, обмывавшие на востоке подножья татранского Криваня.
— Какая земля, а не может нас прокормить! — сказал Мельхиор Вицен-Мудрец. — Хороший, благодатный край, глаз не оторвешь, а что толку? Ну скажите, что толку? Горбатим в поле, выдастся срок, спешим на заработки, а по весне мы такие же голозадые, как и год назад!..
— А чего бы вам не работать здесь, в Липтове? — неожиданно отозвалась Стазка Дропова и тут же примолкла, словно испугалась или застыдилась своего вопроса.
— Не так-то все просто! По нашей части здесь работу трудно сыскать, — не спеша и рассудительно ответил Жуфанко. — Ты только оглянись! В Выходной, в Важце, в Штрбе, Кокаве, Прибылине, в Довалове, Вавришове и Ямнике, в Петре, Яне и Угорской Веси, в Околичном, в Заважской Порубе, в Илянове и Плоштине — повсюду каменщиков пруд пруди, и то я упомянул только Верхний Липтов. За работу биться надо, а потом еще заработок скостят вполовину. Вот, милая Стазка, и приходится подаваться на сторону. Да мы далеко не уходим, до Верхнего Погронья рукой подать. Вот ежели бы в Вену или Пешт, дело другое! Поездом туда я два дня добирался… Ну пошли, скоро завечереет!
Они вздохнули согласно, вскинули рюкзаки на плечи и сбежали с Камня; пройдя под Известковой ломней, взошли на Вахтаров бугор. Старая дорога вскоре вывела к перепутью. Они прошли по мосту через Ваг, миновали Кралёву Леготу и бодро зашагали в сторону Малужиной, Нижней и Верхней Боцы. Пополудни перекусили уже на Чертовице[17]. Вниз им спускалось легко. Над Ярабой, а потом и пониже нее напились кислой воды и полюбовались видом табуна олених. Статный олень- двенадцатилеток вел их рысью в густую пущу на склонах Малого Гапля. Над Мытом под Дюмбьером каменщики по откосам Вартовки и Поганска свернули влево. Там вновь при подъеме изрядно взмокли. Миновав Студеный холм, спустились в Буяков, прошли Задние и Передние Галны и постучали в ворота славного старинного города Брезно. Было пять часов пополудни, а они уже в трактире заказывали себе пива.
— Здесь и останемся! — решил Жуфанко. — Закусим и сразу же разместимся в бараке на дворе: именно к этому трактиру и требуется пристроить такую же часть, как вот эта старая.
Жуфанко убежал и вскоре вернулся с корчмарем Грундигом. То был мужик в теле. Борода и усы полностью закрывали нижнюю часть лица, и рот можно было разглядеть только тогда, когда он открывал его.
— Мы пришли, пан Грундиг, как было велено! — сказал Жуфанко. — Завтра и приступим. Надо бы только обговорить подробности, а главное, плату.
— Я не возражаю! — Трактирщик Грундиг подсел к столу и кивнул половому — тот вмиг подбежал. — Принеси каждому по пиву! За мой счет, господа…
Половой принес пиво, они чокнулись, выпили.
— За наш уговор! — возгласил тост Грундиг.
— Десятник есть у вас? — спросил Жуфанко.
— Не требуется, я его заменю! — улыбнулся трактирщик.
— А помощницы будут?
— Четырех хватит?
— Хватит! — согласился Жуфанко. — А теперь о мзде. Какая ваша цена?
Трактирщик Грундиг облизнулся, рассмеялся, а потом сделался серьезен. Допив одним духом пиво, с оглядкой заговорил.
— Не в обиду будь вам сказано, — подмигнул он Жуфанко, который сверлил его взглядом, — а я бы предложил каменщикам по семи гульденов в неделю, а вам, мастер, двенадцать. Стряпуху, разумеется, будете оплачивать сами.
Мужчины неодобрительно заворчали.
— Столько, а то поболе, мы могли получить и дома — нечего было тащиться в Брезно! — сказал Жуфанко и взглянул на товарищей — те согласно поддакивали.
— Сомневаюсь! — сказал трактирщик Грундиг. — Но хочу услышать ваши предложения.
— Тринадцать гульденов в неделю каменщику, восемнадцать — мастеру, а стряпуху, ясное дело, сами оплатим!
— Правда, стало быть, где-то посередке, — рассмеялся трактирщик. — Середка на половине, так никто не в обиде — век того держусь. А что, ежели нам и сейчас так?
Предлагаю каменщикам десять гульденов в неделю, а вам, пан мастер, пятнадцать. По рукам?
Жуфанко поглядел на артельщиков. Они качали головами, мозговали, потом один за другим одобрительно закивали.
— Это ваше последнее слово? — спросил Жуфанко.
— Последнее! — сказал трактирщик твердо.
— Добро! — согласился Жуфанко.
Мастер и хозяин ударили по рукам.
— Половой укажет, где вам спать и где стряпать, — сказал Грундиг. — Шпагерт[18] там большой, на осьмерых станет. И работа вам наверняка понравится, потому как не менее двух месяцев кряду не придется вам с места сниматься. В шесть поутру свидимся!
Мужчины промычали несколько слов на прощанье, и трактирщик удалился. Оставшиеся обменялись красноречивыми взглядами, некоторые растерянно улыбнулись.
— Что скажете? — полюбопытствовал Жуфанко.
— Не бог весть какие деньги, — отозвался Мудрец.
— Не очень-то он расщедрился! — вставил Вилиш-Самоубивец.
— И впрямь не очень! — согласился Матей Шванда-Левша.
— А как в других местах платят, не знаете? — спросил Мудрец.
— Знаем! — обрадовал его Жуфанко. — Если хочешь на гульден-два больше, топай в Пешт! Я сделал, что мог, вы бы тоже могли слово вставить, коли не нравится…
К столу подошли двое незнакомых мужчин.
— Ну что, дали себя уговорить? — спросил один из них.
— А ты чего нос суешь? — обрушился на него разъяренный Жуфанко.
— Только спокойно, товарищ! — усмирил его неизвестный. — Зовут меня Балцо, я каменщик.
— Я Митана, тоже каменщик! — представился другой.
— Жуфанко! — отрекомендовался Змей.
— Можно присесть? — спросил Балцо.
— Садитесь! — нехотя согласился Жуфанко.
— Так, стало быть, вы дали трактирщику уговорить себя, — повторил Митана. — Сколько он вам положил?
— А тебе что до этого?! — взорвался Матей Шванда.
— Да перестаньте вы дурака валять, говорите толком!
— Десять гульденов каменщику, пятнадцать — мастеру! Доволен? — через силу улыбнулся Жуфанко.
— Тьфу, черт! Испортили нам всю обедню! — Митана гневно стукнул кулаком по столу.
— Что мелешь? — загудел Жуфанко.
— Вы разве не заметили, что во всем Брезно ничего не строят? — вскричал раздосадованный Балцо.
— Нынче воскресенье! — отозвался Мудрец.
Мужчины засмеялись.
— Ладно вам, не до смеха сейчас, — нахмурился Митана. — Намотайте себе на ус: во всем Брезно не строят потому, что каменщики бастуют. Покуда не подымут плату до пятнадцати золотых — каменщику и до двадцати — мастеру, никто в этом городе кирпича не подымет!
— Думаю, не такие вы побродяги, чтоб забастовку сорвать! — в сердцах сказал Балцо. — Неделю- другую выдержим, и будет по-нашему!
