И вещи, и ценности по протоколу приняты.
Зам. деж. пом. нач.
внутренней тюрьмы НКГБ СССР
Принято от Павлова Дмитрия Григорьевича:
Мыльница 1 шт.
Перчатки кож. 1 п.
Тапочки 1 п.
Футляр от зубной щетки 1 шт.
Стакан для бритья 1 шт.
Помазок 1 шт.
Чехол от чемодана 1 шт.
Павлов Дмитрий Григорьевич. Родился в 1897 г. Горьковская область, Кологривский район, дер. Вонюх (бывш. Костромская губерния).
Пост, местожительство: г. Минск, ул. Кирова, д. 19.
Генерал армии.
Чл. ВКП(б) с 1919 г.
Отец — Павлов Григорий Васильевич, 65 лет, рядовой колхозник.
Мать — Павлова Екатерина Степановна, 63 года.
Жена — Павлова Александра Федоровна, 38 лет, проживает, где точно, не знаю.
Дети: сын — Борис Дмитриевич, 17 лет, проживает, где, не знаю, учился в спецшколе летчиков;
дочь — Ада Дмитриевна, 12 лет, проживает с матерью.
Сестра — Смирнова Марина Григорьевна, 35 лет, учительница в селе Ивонове.
от 7 июля 1941 г.
Начат в 1 час. 30 мин.
Следователь: Вам объявили причину ареста?
Павлов: Я был арестован днем 4-го июля с.г. в Довске, где мне было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК. Позже со мной разговаривал зам. пред. Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель. Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня обстоятельствам. Я также не виновен, что противнику удалось глубоко вклиниться в нашу территорию. В час ночи 22 июня с.г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских.
Первым вопросом наркома был: «Ну, как у вас, спокойно?» Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге. По донесению командующего 3-й армией Кузнецова в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. На участке Августов — Сапоцкин во многих местах со стороны немцев сняты проволочные заграждения. На других участках фронта меня особенно беспокоит группировка «Бяло-Подляска».
На это нарком сказал: «Будьте поспокойнее, не паникуйте. Штаб же соберите на всякий случай, сегодня утром может что-нибудь и случиться неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните».
Я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армиями, приказав им явиться в штабы армий вместе с начальниками штабов и оперативных отделов.
Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные.
Кузнецов ответил, что согласно указаниям патроны войскам раздал и приступает к занятою сооружений. Командующий 10-й армией Голубев доложил, что у него штабы оставлены для руководства войсками, где им положено быть по плану. Коробков, командующий 4-й армией, доложил, что войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона обещал проверить.
Я приказал — немедленно.
Явившиеся в штаб командующий ВВС округа Копец и его зам. Таюрский доложили, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом НКО.
Этот разговор происходил около 2 часов ночи.
В 3 часа 30 минут нарком позвонил и снова спросил, что нового. Я ответил, что ничего нет, связь с армиями налажена, указания даны. Сказал, что, вопреки запрещению начальника ВВС Жигарева заправить самолеты бензином и заменить моторы за счет НЗ, я такое распоряжение отдал.
Нарком спросил, выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста. Я ответил: да, выходит, как и другие части. 56-я стрелковая дивизия выведена, как положено по плану, 27-я дивизия тоже на своем месте.
На этом разговор прервался. Прежде чем я добился Москвы, ко мне позвонил Кузнецов, доложив: «На всем фронте артиллерийская и пулеметная перестрелка. Над Гродно до 50–60 самолетов, штаб бомбят, я вынужден уйти в подвал». Я ему по телефону передал ввести в дело «Гродно-41».
Позвонил в Белосток. Там все спокойно.
В 4.10—4.15 Коробков сказал «все спокойно», а через восемь минут он же доложил: «На Кобрин налетела авиация. На фронте страшенная артиллерийская стрельба».
Я предложил ввести в дело «Кобрин-41» (план прикрытия) и действовать, не стесняясь, держать войска в руках, начать действовать с полной ответственностью.
«Начать действовать с полной ответственностью», — издевательски произнес Мехлис. — Кого он хочет обмануть?»
Однако чтение продолжил.
Павлов: Наркому доложил через восемь минут. Штабу приказал вступить в связь в соответствии с нашим планом, и особенно радиосвязь. Проверка ВЧ показала, что связь со всеми армиями прервана.
В пять часов Кузнецов доложил: «Войска противника сдерживаются, но Сапоцкин весь горит. Атаки отбиваем».
В семь часов прислал радиограмму Голубев: «На фронте оружейно-пулеметная перестрелка. Попытки противника углубиться в нашу территорию отбиты».
Генерал Семенов доложил, что Ломжа противником взята. Но ударом 6-й кавдивизии противник из Ломжи выбит. С этого времени связь со штабом 10-й армии начала работать с перерывами.
Из обрывочных сведений можно было понять: в районе Семятичей окружен батальон связи 113-й дивизии. Противник ввел крупные мехчасти. Под давлением танков пехота отходит в направлении на Брянск.
Командующий 10-й армией бросает в атаку танкистов 13-го мехкорпуса (там было около 200 танков всего). Намечает использовать для удара и 6-й мехкорпус.
Я понял, что противник сковывает 10-ю армию, а мощный удар стремится нанести в направлении Дрогочин — Гайновка или севернее — в горловину между Беловежской Пущей и супреневскими лесами. Поэтому я приказал 10-й армии развернуть противотанковую бригаду западнее Михалово, рубеж южнее Белостока.
Голубеву предложил хорошенько разобраться. Сказал, что ввод 6-го мехкорпуса в бой должен быть произведен для самого сильного удара. Сказал, что мой зам. Болдин выезжает к нему.
Получив очень отрывочные данные из штаба 4-й армии о том, что армия собирается наносить
