улыбку.
Так же забавно выглядел мальчик из России в республиках — по крайней мере, в европейских республиках. Помню, как в 1980 году выяснилось — русские аспиранты Института археологии понятия не имеют о Гадячской унии, — а ведь это один из поворотных моментов в истории Речи Посполитой и Великого княжества Литовского! Разумеется, о Гадячской унии, сделавшей русских равноправными участниками Речи Посполитой, не было ни слова в учебниках Украины и Белоруссии, но наши коллеги из этих стран имели доступ к неофициальной информации. А мы такого доступа не имели, и украинские аспиранты ухмылялись, слушая наши «бредни» по поводу событий общей истории.
ПОГУБЛЕННАЯ ИЛИ АБОРТИРОВАННАЯ?
Тому, что произошло с имперским центром, можно дать два объяснения. Один из них, конечно же, гораздо красивее и ярче. Согласно этому объяснению, Россию сознательно убили. Действительно, революция 1917 года прошла под лозунгами борьбы с империализмом, инородческий элемент в ней был исключительно силен, и в первые два десятилетия советской власти, между 1917 и 1937 годами, русские были своего рода «униженным большинством». Некоторое неравноправие сохранялось и позже, вплоть до 1991 года. Значит? ..
По разным оценкам, от половины до 90% русской эмиграции 1920–х годов были уверены — Россия пала жертвой «мировой закулисы» невероятно могущественной масонской организации.
Многое в позиции властей и после войны наводило на размышления.
И. Р. Шафаревич весьма резонно задал вопрос: почему в СССР апельсины стоят в десять раз больше картошки, если во всем мире картошка и апельсины продаются примерно по одной цене?
Начиная с 1960–х годов, такие настроения проявлялись полулегально — в линии журнала «Наш современник», в работе писателей- деревенщиков. Мысль и том, что и в 1991 году Россию «второй раз погубили», недвусмысленно высказывал В. Распутин. Причем погубили «за честность», «За откровенность» и другие замечательные качества.
Но возможно и второе объяснение, хотя и менее красочное, менее увлекательное и не позволяющее с азартом ловить общего врага. Согласно этому объяснению, Великороссия пала жертвой созданной ею же империи. Истощая свои силы для поддержания империи, стараясь стать и остаться сверхдержавой, Россия последовательно уходила в историческое небытие.
Грустный, но закономерный процесс шел всю послевоенную историю, с 1945 по 1989 годы: все время и во всем мире сокращалось число тех, кто хотел учить русский язык. До 1970–х годов даже в «странах народной демократии», где русский язык учили в обязательном порядке, находилось много искренне стремящихся проникнуть в тайны русского языка.
По мере угасания России как центра культуры, желающих находилось все меньше. Еще в 1970–е годы старшее поколение ученых пропагандировало: «Пишите на русском такие интересные вещи, чтобы за рубежом вынуждены были читать по–русски». Но уже в начале 1980–х начинающих предупреждали — за эти темы имеет смысл браться, только если знаешь английский язык. Без знания языка вы будете не в курсе последних мировых исследований, а если вы не будете писать по–английски, вы будете никому не интересны.
Печально, но и это легко объяснить без происков жидомасонов.
Несколько поколений подряд слишком много юношей и девушек занимались изготовлением оружия и службой в Западной группе войск вместо того, чтобы заниматься науками и искусствами.
Россия претендовала на статус сверхдержавы — но с каждым поколением, по мере истощения ее творческого потенциала, становилась все менее интересна как возможный центр этой сверхдержавы. Соблазн, который Россия несла для остальных народов, становился все ниже и ниже по мере ее истощения.
Империя породила взлет русской культуры XIX — начала: ХХ веков.
Трудно сказать, насколько мог продолжаться расцвет, если бы русские сумели вовремя отказаться от империи. Но они от нее не отказались, и та же самая империя погубила тех, кто продолжал вопреки шагам истории судорожно цепляться за обломки былого величия.
Арнольд Тойнби различал цивилизации абортированные, чье развитие было прервано внешним насилием, и самоабортирующиеся, то есть те, которые закрыли сами для себя перспективу развития [171].
Пусть читатель решит для себя сам, какой цивилизацией была и осталась Россия.
ВЫДУМАННАЯ РОССИЯ
В советское время «… люди были попросту изолированы и от внешней информации, и от информации об идеях, бытовавших в дореволюционной России», и, пытаясь найти выход из ловушки советского строя, начали искать «… в трех направлениях:
1. Поиск альтернативных вариантов марксизма, «правильного» социализма, поиск ошибок руководства, не создавшего вовремя Академии наук РСФСР, и так далее.
2. Рассмотрение ситуации с позиции ценностей западной цивилизации.
3. Возвращение к национальным ценностям» [167, с. 82–83].
Вот только и западные, и свои собственные национальные ценности они представляли себе довольно дико, и остается удивляться, каких фантастических вещей они напридумывали. Один публицист даже полагает, что в СССР сложил ось только два вида национализма, апеллирующих не к реальным, а к выдуманным народам, — это русский и еврейский национализм [168]. В этом есть немалая доля преувеличения, но и несомненна доля истины в том, что русские поразительно любят выдумывать самих себя, свою историю и даже свои интересы. Одна причина этой склонности — отсутствие реальной информации, в том числе и о собственном прошлом. Вторая — невероятная архаичность сознания современных русских, в том числе и образованных. Ведь имперский народ всегда развивается замедленно, а в СССР к тому же людей искусственно держали в невежестве.
В результате «… русская национальная жизнь выжила, но либо в разрушенной, либо в ослабленной и выхолощенной форме. Россия сохраняет последнее в Европе традиционное крестьянство, но это крестьянство обнищавшее, не имеющее права покинуть свои разваливающиеся избы, находящееся в крепостной зависимости без помещиков, живущее коллективной жизнью без «мира», в деревнях без праздников и церквей. Россия сохраняет последний пролетариат, описание которого мы встречаем у Золя и Горького, пьяный и неумелый. Как говорит рабочий у В. Гроссмана: «Рабочий без права бастовать, разве это рабочий, я вас спрашиваю?! Источники иссякли, и Россия превратилась в музей мертвых форм» [88, с.25–26].
Автор этой книги провел маленькое исследование — в Эстонии, в 1990 году: я просил собеседников, и русских, и эстонцев, рассказать о своих ассоциациях со словом «граница». Эстонцы пожимали плечами: ну, белая полоса на шоссе… Ну, мальчик в форме, который ставит штамп в паспорте… А что?! Русские же подробно описывали колючую проволоку, вышки, контрольно–следовую полосу, натасканных на человека овчарок и хмурые лица под касками. Получается — русские продолжали духовно жить в мире, который давно уже ушел в небытие.
А что характерно для архаичного сознания? Как раз идея самозащиты: «бей гадов».
«Иногда создается впечатление, что националисты давно пришли к общему согласию, что им ненавидеть, но не знают, к чему именно им стремиться. Если при этом учесть, что в этой среде редко встречаются люди, способные или желающие обсуждать ситуацию в терминах современного устройства общества, то создается впечатление, что у русского народа, у русских национальных интересов нет квалифицированных защитников. Я хочу подчеркнуть, что русский народ действительно страдает от разрушения его национальной культуры и его национальных традиций, но все, что он пока получает от тех, кто взялся эти традиции и этот народ защищать, это поток гневных обличений действительных и придуманных врагов при отсутствии конструктивных рекомендаций о том, как возродить национальные традиции и национальную духовную культуру» [167, с. 90].
Очень многие русские националисты в советское время были, в сущности, совершенно советскими
