Священник поставил портфель на опаленный пол кабины и открыл его. Затем достал из него две длинные свечи и сразу зажег их.
– Они создадут нам дополнительное освещение, – сказал он, вручая каждому по свече.
Они установили свечи на подходящих местах и снова повернулись к священнику, который перебросил через плечи длинное полотнище из темной ткани. Когда свечи разгорелись чуть ярче, они увидели, что это пурпурная епитрахиль. Потом он вытащил распятие и поставил на пол перед ними, затем снова полез в портфель и достал флакон с прозрачной жидкостью и книгу в темном переплете.
– Я хочу, прежде чем мы начнем, окропить это место святой водой, – сказал он, отвинчивая крышку флакона.
Он окунул пальцы в освященную воду и побрызгал ею в разных концах кабины, бормоча при этом едва слышно молитву и время от времени осеняя место крестом. Прежде чем завинтить крышку, он окропил водой двух мужчин, не прекращая бормотать молитву. Келлеру не терпелось приступить к делу, но он не рискнул прервать священный ритуал.
Наконец, слегка завинтив крышку флакона, отец Винсенте улыбнулся своим спутникам.
– Небольшая подготовка, джентльмены, но я не знаю, как далеко вы намерены пойти. Поэтому излишняя предосторожность не повредит.
Поставив флакон рядом с распятием, чтобы был под рукой, и выпрямившись снова, он сказал:
– Когда вы начнете, я буду читать Священное Писание. Просто в качестве дополнительной предосторожности. – Он улыбнулся и раскрыл книгу. – Я не помешаю вам. – Он помолчал и добавил. – Если не буду вынужден сделать это.
Отец Винсенте подивился про себя, чем эти двое вызвали его доверие. Они явились к нему ночью со своим жутким рассказом о бесплотных духах, по неизвестным причинам не могущих расстаться с этим миром, умоляя о помощи в раскрытии тайны, которая каким-то образом связана с молодым вторым пилотом, в надежде на то, что разгадка освободит эти несчастные души и, возможно, снимет бремя вины с молодого человека. Почему он все-таки поверил им? Не говоря уже об их подкупающей искренности, была еще одна причина – он ждал их! Или, по крайней мере, ожидал, что произойдет что-нибудь в этом роде.
Много лет назад, в его родной Швейцарии, в деревушке неподалеку от его собственной, произошла ужасная трагедия. Высокогорный лыжный курорт, находящийся выше по склону над деревней, полный отдыхающих – мужчин, женщин и детей – в одночасье был погребен под огромной лавиной, так что ни одному человеку не удалось спастись. Жители деревни оплакивали погибших, но их траур затянулся на многие месяцы, что уже выходило за рамки нормального. Обитателей селения охватило какое-то необычное чувство подавленности; кроме того, там участились всякие странные происшествия: несчастные случаи, неожиданные смерти, случаи сумасшествия. К ним был послан священник из ордена, к которому принадлежал отец Винсенте, гораздо старше и мудрее, чем он сейчас, и тот выполнил ритуал по изгнанию дьявола. Было ли это лишь плодом воображения жителей села, или же в самом деле деревню преследовала нечистая сила, он так до конца и не понял, но после выполнения этого ритуала, жизнь в деревне снова вошла в привычное русло. За время его практической работы в качестве священника он сталкивался и с другими странными случаями, но они не носили настолько драматического характера и не имели сколь либо существенного значения; в то же время они убедили отца Винсенте в существовании неких потусторонних сил, воздействующих на людей.
Если то, о чем говорят эти люди, подтвердится, его долг – разобраться во всем, а затем передать это дело в руки священнослужителей более высокого, чем у него, ранга. Он всего лишь обычный приходской священник, но в его среде есть люди специально подготовленные и, естественно, более опытные в делах подобного рода.
– Дэвид, не мог бы ты занять положение, максимально близкое к тому, в котором ты находился во время того рейса? – попросил Хоббс.
– Боюсь, это невозможно, – второй пилот показал на разрушенную переднюю часть кабины. – Мое место и место командира практически уничтожены.
Келлер пробрался через нагромождение обломков, опасаясь, что пол под ним в любой момент может рухнуть, и все они провалятся вниз, в утыканное огромными кусками рваного металла чрево самолета, и тут уж им не обойтись без травм. Он протиснулся как можно дальше и примостился на корточках среди развороченных останков пилотской кабины. Вид их вызвал у него тягостное чувство, но он постарался его не замечать.
– О'кей! – бросил он через плечо.
До него доносился тихий голос священника, читающего молитву. К нему пробрался Хоббс.
– А теперь, Дэвид, закрой глаза и постарайся восстановить события той ночи. Если это не удастся, думай о событиях по времени максимально близким к ним.
Келлер сосредоточился, но все было напрасно. Память была по-прежнему пуста. Он разочарованно покачал головой.
– Попробуй еще. Думай о чем-нибудь, что предшествовало этому рейсу, – настаивал Хоббс.
Он представил себе свою стычку с капитаном Роганом в ангаре. Искаженное злостью лицо старшего пилота. Его слова, наполненные ненавистью. Он попытался вспомнить о последствиях этой стычки, но это ему не удалось. Снова пустота. Он энергично потер глаза руками. «Боже, почему я не могу ничего вспомнить?» Его недавно обретенная уверенность стала таять. Его решимость уже не была такой незыблемой. Кэти, хоть ты помоги мне! Я знаю, ты ведь не покинула меня. Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне!'
Ничего.
Он устало вздохнул и оглянулся на Хоббса. И замер, увидев выражение на лице медиума. Его глаза были полузакрыты, в темноте поблескивали только белки, и все лицо медиума как бы заострилось. Вдруг Келлер почувствовал, что температура в тесном помещении понизилась на несколько градусов, так что даже воздух, выходивший изо рта Хоббса, тут же превращался в маленькие облачка пара. Стало не только холоднее, но и вся атмосфера в кабине изменилась. Появилось ощущение напряжения, какой-то чудовищной подавленности, воспринимаемой почти физически, как будто на их плечи лег огромный груз.
Келлер попробовал шевельнуться, но его конечности отказывались повиноваться ему, он хотел заговорить, но из его внезапно пересохшего горла не вырвалось ни звука. Голос священника, читающего молитвы, тоже запнулся на несколько секунд, но затем зазвучал снова, но более резко и неровно, как через силу.
Внезапно второй пилот почувствовал словно чье-то холодное прикосновение, ледяная волна побежала вверх по позвоночнику. Мышцы шеи и плечи свело судорогой, он изо всех сил старался пошевелить руками. Было такое ощущение... будто кто-то пытается... войти... в него! Его охватило невыносимое до тошноты чувство отвращения. Он сопротивлялся этой силе, которая воспринималась им как вполне живая материальная сила, стремящаяся взять над ним верх. Кровь стучала у него в ушах, сердце колотилось как бешеное. Потом биение сердца стало замедляться и он испугался, что оно остановится совсем. Но тут его пульс снова начал учащаться, сердце билось все быстрее и быстрее, слишком быстро! Где же священник? Почему он не вмешивается?
Но отец Винсенте не имел никакого понятия о борьбе, развернувшейся внутри Келлера. Он чувствовал присутствие в самолете чего-то ужасного, отвратительного и злобного и с удвоенной энергией возобновил свои молитвы. Но он не мог правильно оценить состояние, в котором находились его товарищи. Освещение было плохое, и все, что он мог видеть, это только стоящего на коленях Хоббса и скрючившегося возле него второго пилота. Но ничего не указывало ему на ту внутреннюю драму, которую в действительности переживал каждый из них. Он взял распятие и прижал его к груди.
Келлер проигрывал борьбу. Это ужасное нечто, чем бы оно ни было, растекалось по его телу, высасывало все его силы, подавляя его волю, поглощая его душу. Тут он услышал смех, глухой и хриплый. Демонический! Его глаза, единственное, чем он мог еще двигать, были обращены на медиума, стоящего возле него на коленях. Звук исходил от него! Охваченный ужасом, Келлер увидел, что глаза Хоббса теперь широко открыты и смотрят на пего с нескрываемым злорадством. Сухой смех слетел с его кривящихся в ухмылке губ.
– Добро пожаловать, Келлер, – голос исходил от Хоббса, но не принадлежал ему. Это было низкое
