рычание, которое Келлер уже слышал предыдущим вечером. – Наконец ты пришел ко мне, ублюдок!
Эти слова были услышаны и отцом Винсенте. Когда до него дошло, что произошло, он оцепенел. По его телу пробежала дрожь страха.
– Во имя Господа, нет! – закричал он и бросился, чтобы схватить стоящий на полу флакон. Но в спешке и из-за плохого освещения он споткнулся, флакон выскользнул из его руки и закатился куда-то под куски искореженного металла. Он упал на колени и начал в отчаянии шарить по полу, но свет свечей, и даже фонарика, уже заметно потускнел.
Хоббс, или то, чем был сейчас Хоббс, медленно повернулся к ползающему по полу священнику и посмотрел на него с презрением.
– Пресмыкайся, священник, ты, паразитирующий на душах, ты, кровосос в священном облачении. – Низкий хриплый смех. – И ты думаешь эти несколько капель мочи могут прогнать меня прочь?
Отец Винсенте бросил свои поиски и взглянул прямо на Хоббса. Внезапно он выставил перед собой крест и закричал:
– Господи Боже, Отец Всемогущий и отец нашего Господа Иисуса Христа, ты, который раз и навсегда вверг падшего деспота в геенну огненную! Ты, который послал своего единственного и единокровного сына в этот мир для того, чтобы сокрушить этого рычащего льва, поспеши на наш призыв о помощи...
Тварь, вселившаяся в Хоббса, громко расхохоталась. Ее ужасающий смех, исполненный беспредельного бахвальства, почти оглушил священника, достигнув неимоверной громкости. Тело медиума раскачивалось взад и вперед, передразнивая движения священника. Отец Винсенте запнулся и затем снова продолжал:
– Поспеши на наш призыв о помощи, спаси нас от гибели, вырви нас из когтей этого торжествующего Дьявола, принявшего облик человека, сотворенного по твоему образу и подобию. Всели страх, о Господи, в...
– Перестань! – завопило чудовище. – Придурок! Ты что, думаешь, твоих слов достаточно? – он вперился взглядом в священника.
Внезапно распятие, которое держал в руках отец Винсенте, раскалилось докрасна. Вскрикнув от боли, священник выронил его и упал навзничь. Металлическое распятие лежало на полу кабины между ним и Хоббсом; от него поднимались струйки дыма.
Чудовище снова расхохоталось, и священник тотчас во-зобносил свою молитву:
– ...в этого зверя... опустошающего твою ниву. Пусть твоя всемогущая рука освободит от него...
Келлер почувствовал, что сковывавшее его давление несколько ослабло. Монотонное бормотание священника проникало ему в уши и каким-то образом заполняло все его существо. Он почувствовал, что погружается, падает в бездонную пустоту, в которой его ждет нечто круглое и белое. По мере того, как он опускался ниже, приближаясь к нему, он увидел два темных, холодных глаза, притягивающих его, и похожие на розовые лепестки губы, растянутые в насмешливой улыбке. Он почувствовал, как чьи-то руки сжали его горло, и ему стало трудно дышать. Он увидел длинный змеящийся шрам и коричневое обожженное пластмассовое лицо куклы. Лицо куклы! Он вспомнил маленькую девочку, которую он видел при посадке в самолет, с маленькой пластмассовой куклой в руках. Он вспомнил ее!
И затем он снова услышал монотонный голос священника, слова доносились до него как бы издалека, но становились все громче и громче. И вдруг он понял, что сам повторяет слова вместе со священником, слова, которых он никогда не слышал раньше. Ни один звук не сорвался с его губ, но они звучали внутри его, заставляя резонировать все его существо, и он повторял:
– ...твоего раба, чтобы этот зверь не смел больше удерживать в полоне душу этого человека, которого ты с радостью сотворил... – Он начал снова всплывать на поверхность навстречу свету, – ...по образу своему и этим воздашь Сыну твоему, который живет и властвует вместе с тобой... – Невидимые руки отпустили его горло, – ...в братстве Духа Святого... – Он поднимался к поверхности и голос становился все громче, – ...великий Боже, вечный и вездесущий... – Жадно вздохнув, он упал вперед, освободившись от ужасного давления, сжимавшего его в своих удушающих объятьях.
Хоббс не отрывал взгляда от священника; с его кривящихся в ухмылке губ лился поток мерзких ругательств. Келлер с трудом поднялся на ноги и ударил медиума, отбросив его на груду искореженного металла. Чудовище лежало там и злобно сверлило второго пшюта глазами, полными ненависти. Лицо его кривилось в злобной язвительной ухмылке.
– Думаешь, ты выскочил? – проскрипел он.
И тут изувеченный корпус самолета задрожал. Куски металла загремели и начали падать с глухим лязгом. Лежащая на полу тварь громко хохотала, издеваясь над ними. Дрожание усилилось, уже весь сломанный самолет завибрировал со все нарастающей интенсивностью. Громкий пронзительный вой заполнил все тесное помещение, бил в уши, проникая до самых глубин мозга и вызывая нестерпимую боль. Когда тряска усилилась, Келлер потерял равновесие и упал, сильно ударившись спиной о стойку с демонтированными электронными приборами. Казалось, весь самолет разваливается на части; куски стальной обшивки обваливались внутрь, поднимая облака пыли, смешанной с сажей. Обе свечи опрокинулись, оставив им лишь тусклый свет фонарика. Весь мир превратился для них в жуткую какофонию звуков: звон сталкивающихся металлических обломков, скрип самого самолета, который, казалось, стонал от нового издевательства над своим истерзанным телом, царившее над всем этим визгливое завывание, мерзкий издевательский хохот существа, вселившегося в Хоббса и, наконец, исступленные заклинания священника, старавшегося перекричать весь этот шум.
Келлер лежал, мотая головой из стороны в сторону, заткнув уши руками. Из груди его рвался крик, как будто звук собственного голоса мог защитить его от царящего вокруг него шума. И в тот момент, когда, казалось, самолет рухнет от всего этого издевательства, что пол, на котором они, скорчившись, лежали, провалится вниз, и сверху на них обрушатся перекрытия, вой начал стихать. Вначале Келлер не заметил этой перемены, так как в ушах у него еще звенело от всего этого грохота. И только когда тряска внезапно прекратилась, он вдруг ощутил неестественную тишину, воцарившуюся внутри останков Боинга. Он отнял руки от ушей и услышал только скороговорку священника. В слабом свете фонарика ему удалось различить скрючившуюся на полу фигуру Хоббса.
И тут Келлер почувствовал запах, мерзкий отвратительный смрад разложения и, что еще хуже, тошнотворный запах горелой плоти. Вокруг кружились темные тени, и сначала он подумал, что это неосевшие облачка пепла, поднятого в воздух вибрацией. Но вслед за этим он услышал голоса. Шепот. Растерянный и испуганный. Что-то холодное прикоснулось к его руке, и он поспешно отпрянул к стене.
У другого конца кабины послышалось звериное рычание, и он увидел поднимающуюся на ноги черную фигуру Хоббса.
Тихие голоса зазвучали резче, торопливее. Ему даже удалось разобрать в общем гомоне некоторые обрывки фраз:
– Келлер... он здесь!.. Келлер... неужели это он?
Второй пилот быстро обернулся, услышав всего в нескольких сантиметрах от себя голос, как будто кто- то присел у него за спиной и нашептывает ему прямо в ухо.
– Дэйв... помоги нам... найди его за нас...
Это был голос Рогана!
Он звучал хрипло, натянуто, но не было никаких сомнений в том, что он принадлежал капитану Рогану.
Келлер спросил слабым дрожащим голосом:
– Найти кого, командир? Кого я должен найти?
Тут вклинился другой голос, но звук исходил из той же точки пространства.
– Найди того, кто сделал это со мной, – потребовал он сердито. – С нами всеми. Мы можем тебе показать его!
– Дурачье! – Хоббс стоял в луче фонарика, глядя прямо вниз на второго пилота. – У нас есть этот! Он принадлежит нам! Мы заберем его!
Келлер подтянул под себя ноги, готовый отпрыгнуть от медиума, если тот попробует к нему приблизиться.
– Нет... Нет... – это снова был голос Рогана. – Не Келлер... другой...
К нему присоединились другие голоса.
