тревожный момент наступил, когда Аллан Джил л позвонил мне из Монреаля и сообщил, что ему предложили руководство американской научной экспедицией под названием «Голубой лед», которая должна была провести зиму на Гренландском ледяном щите. В его распоряжении было всего несколько дней, чтобы решить, принимает он это предложение или нет. Если бы я в то время не был так взвинчен в результате перегрузки, я, вероятно, отнесся бы к этому гораздо спокойнее.
Роджера я знал много лет: в 1955 году мы вместе возвращались из Антарктики на «Шеклтоне», где провели свой первый год, правда, на разных базах. Второй и третий годы мы провели вместе на берегу Хоп-Бей на Земле Грейама. Тогда нам было по двадцать с небольшим лет и нас не одолевало еще профессиональное честолюбие. Мы были вполне довольны той работой, которую выполняли, и санными путешествиями.
Я помню Роджера худощавым и мускулистым валлийцем с живым умом и внушительной физической силой. Это был спокойный человек, обладавший неисчерпаемым запасом анекдотов об исторических лицах. Вскоре после возвращения из Антарктики, где он провел три с половиной года, он поступил на лоцманский катер «Мисчиф», находившийся под командованием майора X. У. Тилмана. Плавая на этом катере, он побывал во многих местах, посетил субантарктические острова Кергелен и Крозе и проплыл на этом катере в общей сложности 21 тысячу миль. Позже Роджер прошел с Тилманом 7 тысяч миль в Арктике, он побывал на западном берегу Гренландии и на Баффиновой Земле, совершил несколько поездок в Лапландию, провел одно лето на Шпицбергене. Самым последним его путешествием было пересечение Гренландского ледяного щита с санями, которые тащили люди. Прошло немало лет со дня нашей последней встречи, и, безусловно, мы оба сильно изменились. Он слишком часто увлекался неосуществимыми планами и, чтобы не мучиться разочарованиями, выработал в себе защитную реакцию.
Аллан и Фриц были закадычными друзьями; они начали карьеру полярников на берегу Хоп-Бей на Земле Грейама. Фриц, вместе с которым я прожил всего месяц в самом конце моего первого пребывания в Антарктике, продолжавшегося два с половиной года, зимовал в Хоп-Бей с Роджером, когда тот проводил уже третий год на Земле Грейама. А затем Фриц остался там на вторую зиму, тогда Аллан был одним из участников партии. В общем мы были уже не новички, и в сумме мы четверо проделали на собачьих упряжках несколько тысяч миль.
Аллана ничуть не обескуражило, что ему сразу же после возвращения из Арктики, где он пробыл длительное время, надо мчаться со скоростью 80 миль в час в Лондонский аэропорт, чтобы успеть на рейс в «Ultima Thule».[6] Я сидел за рулем. Началась отчаянная спешка, но в последние минуты возникло столько препятствий, что мне пришлось отменить свой полет. Это происходило 17 октября. Роджер и Аллан улетели, а я вернулся к своей работе.
Нам нужно было вылететь из Лондона до 17 октября, потому что в поселок Канак, находившийся в 80 милях к северу от Туле – американской стратегической военно-воздушной базы, мы должны были попасть до 24 октября. Нам надо было построить хижину, прежде чем солнце покажется там в последний раз в этом году. Выбор места определился тем, что я хотел провести зиму вместе с полярными эскимосами, которых в наше время осталось немного. Они живут здесь вокруг пяти поселков, из которых Канак – самый большой; он является также административным центром округа Туле. Там, насколько мне удалось выяснить в Копенгагене в министерстве по делам Гренландии, а также в гренландском департаменте торговли, проживало несколько датчан, имелись радиостанция и больница. Значительно больше я знал о поселке Сьорапалук, так как его жители были описаны в книге француза Жана Малори, изданной в 1955 году. Эта книга – «Последние короли Туле» – представляет собой чрезвычайно интересное описание зимовки автора среди полярных эскимосов. По первоначальным планам я собирался зимовать в этом поселке, но затем мне пришлось отказаться от этого только из-за плохой связи со Сьорапалуком. Сюда заходит лишь одно судно в год. Если не считать случаев крайней необходимости, то базирующиеся в Туле вертолеты военно-воздушной спасательной эскадрильи прилетают сюда с праздничным визитом только на рождество, между тем как в Канак они прилетают довольно часто даже зимой.
Весь основной груз, в том числе сборная хижина и запас жидкого топлива, был послан в Туле из Монреаля раньше на ледоколе канадской береговой охраны «Джон А. Макдональдс Остальной груз был разделен на две партии и отправлен в Туле через Копенгаген рейсовым самолетом скандинавской авиационной линии. При любезном содействии американцев нам удалось все экспедиционное снаряжение переслать вертолетами военно-воздушной спасательной эскадрильи из Туле в Канак, где с разрешения датского правительства мы должны были основать наш зимний лагерь.
Мой день рождения (мне исполнилось тридцать два года) ничем не был отмечен. Новый предельный срок вылета – 31 октября – приближался. Я носился с бешеной скоростью, пока у меня не начинала кружиться голова; впрочем, заседаний комитета тогда уже не было, так как официально я числился уехавшим в экспедицию и, следовательно, оставаясь в Англии, крал время у самого себя.
Ежедневные поездки – 260 миль до Лондона и обратно – губительно сказывались на нервной системе, и я часто добирался до конечного пункта в таком напряженном состоянии, что должен был полчаса, а то и больше никуда не показываться, пока не приходил в себя и не прекращалась непроизвольная дрожь. Пользуясь на станциях обслуживания телефонами-автоматами, я диктовал телеграммы или передавал моим секретаршам кучу инструкций. Часто я останавливался и звонил по телефону родителям, чтобы уточнить время моего приезда в Личфилд, и они бросали любую работу, которой были заняты, и принимались раскладывать в безукоризненном порядке нужное мне снаряжение или же паковать по моим указаниям сотни предметов экспедиционного оборудования самой неудобной формы и наклеивать на ящики ярлыки.
В пятницу 18 октября я перевез свою картотеку из Личфилда в библиотеку сэра Вивьена Фукса и объяснил секретарше систему, с помощью которой я мог отыскать среди многих тысяч писем, находившихся теперь в картотеке, то, которое мне было нужно. Этот уик-энд был самым напряженным в моей жизни, однако в понедельник утром все было закончено, и я, в состоянии полной прострации, поехал в аэропорт.
Весь путь до Осло я спал, а когда мы прибыли туда, по громкоговорителю меня попросили немедленно зайти к главному инспектору таможни. Когда я уходил от него, он предупредил, чтобы я ни с кем не вел переговоры, кроме заместителя директора Норвежского полярного института. По пути в город Коре Лундквист сказал мне, что молодой норвежец по имени Флотум, который тоже предполагал совершить трансарктическое путешествие, хочет взять у меня интервью, за которое ему хорошо заплатит одна из ведущих норвежских газет. Туре Ельвик, директор Полярного института, мой старый друг, зная о том, что я надеялся сохранить в тайне свои планы, пока не будет успешно закончена наша гренландская тренировка, немедленно принял меры. Он был одной из ведущих фигур в норвежском движении Сопротивления во время войны, и расстроить планы Флотума ему ничего не стоило. Однако этот случай навел меня на мысль, что Флотум лишь один из тех, кто, достав необходимую сумму денег, мог бы с успехом совершить переход через Северный Ледовитый океан и, таким образом, опередить меня. Правда, Флотум предполагал пересечь Северный Ледовитый океан по короткой оси. Вероятно, он тогда намеревался начать путь со Шпицбергена и достичь острова Элсмира, пройдя через Северный полюс. Этот маршрут охватывал по долготе угол, равный лишь 95°. Тем не менее я с неприятным чувством вспоминал слова Скотта, произнесенные им, когда он достиг Южного полюса и узнал, что его опередил норвежский исследователь Амундсен: «Боже мой! Это страшное место, и как ужасно для нас, что мы положили столько трудов, не получив в награду приоритета».
Я полетел в Копенгаген и оттуда в Туле, испытывая все время тревогу, несмотря на подбадривание Туре Ельвика, что шансы на успех имеет только тот, кто планирует путешествие длительно и методично. Я услышал также об американской экспедиции, которая собиралась летом 1967 года достичь Северного полюса на мотосанях «бомбардье», о немецкой экспедиции, которая, также пользуясь механическим транспортом, предполагала направиться к полюсу с базы в северо-восточной Гренландии. Впервые 5 миллионов квадратных миль Северного Ледовитого океана в моем представлении оказались слишком тесными, а полюс – крайне бессмысленной целью.
4 РЕКОГНОСЦИРОВКА
Наш перелет в Гренландию в одном отношении не отличался никакими событиями, в другом – был слишком полон ими. В самолете нас так часто кормили, что не давали времени поспать, и Гренландский ледяной щит, над которым мне впервые пришлось пролетать в 1960 году, не привлек моего внимания. Я
