— Разве ты не любишь меня? — В его голосе появились нотки нетерпения.
— О Джеф, я очень тебя люблю! — пылко воскликнула я. — Я согласна!
Ах, до чего же я была наивна! Я даже не спросила, любит ли он меня, я вообще ни о чем его не спрашивала! Меня смущала поспешность Джефа, но я страшилась, что он передумает и заберет свои слова назад. Я старалась убедить себя, что в смутное время обычные церемонии излишни. Какое могут иметь значения условности, говорила я себе, когда Джеф просит моей руки?! Для меня только это последнее и было по-настоящему важным.
Вот так случилось, что час спустя мы стояли перед мировым судьей, которого мы подняли с постели. Свидетелем стала его жена. Пока шли приготовления, она, подбоченясь, смотрела на нас с презрением, смешанным с жалостью. Судья, маленький лысый человек в круглых очках с золотой оправой, принялся, ужасно шепелявя, читать клятву супружеской верности.
— Хранить любовь и преданность… в болезни и в здравии… в нужде и в достатке…
Я жадно ловила каждое слово древнего ритуала, будто впервые постигала их глубинный смысл. Джеф надел на мой палец кольцо, поцеловал меня, и я стала миссис Вейд.
Из старого деревенского отеля в Пеннингтоне, где мы с Джефом остановились в ту ночь, я позвонила матушке, заранее предвкушая, как она, должно быть, обрадуется моему замужеству. Еще бы: невзрачная, застенчивая Нэнси вдруг всем на удивление выскакивает замуж за богатого красавца! Ай да скромница, ай да книжный червь!
Однако матушка, услышав новость, ужасно рассердилась.
— Неужто нельзя было подождать хотя бы несколько дней?! — накинулась она на меня. — Я бы устроила настоящую свадьбу, все честь по чести!
— Джеф должен завтра уезжать в Вест-Коуст, — оправдывалась я.
— По такому случаю он мог бы попросить отпуск! — не унималась матушка. — Что теперь прикажешь говорить моим друзьям? Что подумают соседи?..
— Пусть думают, что хотят! — холодно сказала я.
— Быть может, мы все же успеем справить торжество? У Лонгтона я видела чудесное свадебное платье. Вверху бежевое, с кружевом, а внизу…
— Матушка! — прервала я ее. — Мы уже все решили. Свадьбы не будет.
— Нэнси, послушай, — она понизила голос. — Ведь вы не потому поторопились с женитьбой, что хотели скрыть… Я имею в виду…
— Уверяю вас, матушка, вы ошибаетесь, — устало сказала я.
Ее намек не оскорбил меня. Никому на свете сейчас не удалось бы меня обидеть.
— Мне очень жаль, — произнесла я твердо, — но свадьбы не будет. Утром я заеду за вещами.
— Но, Нэнси…
— Прощайте, матушка.
На следующий день после обеда мы с Джефом уже садились в калифорнийский поезд. В каждом вагоне ехало много военных, и Джеф сразу же встретил приятелей по летной школе. Спустя полчаса после отхода поезда он уже играл в покер, пил пиво и дымил сигарой в купе для курящих. Я не возражала. Мне требовалось побыть одной, чтобы немного прийти в себя, чтобы насладиться своим счастьем, полюбоваться им втайне от всех, как скупец, запершись на ключ, любуется своими сокровищами. Я сидела у окна пульмановского вагона с книгой на коленях, которую я так ни разу и не раскрыла — кажется, это были поэмы Эдны Сент-Винсет Миллер, и смотрела, как проплывают мимо городки и деревеньки Среднего Запада.
За все путешествие я видела Джефа только три или четыре раза. Он целыми днями пропадал в купе для курящих.
— Эти разбойники нагрели меня на две сотни долларов, — бормотал он, когда появлялся в нашем купе. — И разрази меня гром, если я не намерен заполучить их обратно!
Я несколько раз пыталась расспросить Джефа о его семье и о доме, в котором мне скоро предстояло жить, но мало что сумела узнать.
— Обычный старый дом, — неохотно отвечал он на мои вопросы. — Обещаю, тебе в нем понравится. С мамой, я уверен, вы сразу поладите. Она немного не в себе, но очень хорошая, как и миссис Кингсли.
— Кто такая миссис Кингсли?
— Наша экономка. Белла живет в поместье с самого моего рождения, она просто душка!
Мама немного не в себе, миссис Кингсли — душка… Я постаралась вообразить их себе, однако у меня это плохо получалось.
— А кто еще есть из домашних?
— Иногда у нас подолгу гостит дядя Сьюард, они с мамой почти одного возраста.
— А твой отец?
— Он умер, когда мне было три года.
— У тебя есть братья или сестры?
— Только Тони, он на восемь лет старше меня. Признаться, я не видел его целую вечность. Да, у меня еще была сестра, но она умерла до моего рождения.
Мне рисовалась мама Джефа в широкополой соломенной шляпе, с большой корзиной в руке, склонившаяся над цветущим розовым кустом; пухлая, как пончик, миссис Кингсли вытирала полные белые руки о передник; дядя Сьюард попыхивал трубкой в седые усы… Мне хотелось разузнать о них поподробнее, но больше из Джефа вытянуть ничего не удалось. То ли он был слишком поглощен картами и торопился к приятелям, чтобы продолжить игру, то ли он нарочно о чем-то умалчивал, — как бы то ни было, мое безмятежное настроение омрачило первое облачко беспокойства. Но тут развеселая ватага моряков за стенкой грянула марш «В сердце Техаса», поезд, оставив позади перевал Сан-Бернардино, с ревом ворвался в просторную долину и очутился в самой гуще большой апельсиновой рощи. Я с изумлением смотрела на огромные оранжевые плоды, висевшие на низеньких желтовато-зеленых деревцах, точно рождественские игрушки на елке.
Мы въехали в Калифорнию.
Глава вторая
Мы прибыли к крытому красной черепицей вокзалу в Сан-Диего только к вечеру. Едва продравшись с чемоданами сквозь ораву штурмующих багажное отделение морских пехотинцев, Джеф крикнул такси. В машине он назвал шоферу адрес на Мэйвуд-авеню в пригороде Пойнт-Лобос.
Улицы были запружены автомобилями и людьми. Толпы рабочих, точно лемминги во время степного пожара, спешили к автостоянкам и к поджидавшим их автобусам, длинной линией выстроившимся вдоль тротуаров.
— Похоже на то, что мы угодили в самый час пик, — с досадой пробормотал таксист, пока мы еле плелись в общем уличном потоке. — Как раз в это время на авиазаводах кончает работу дневная смена.
Наконец промышленный район остался позади, и мы въехали в зажиточные кварталы города. Я смотрела по сторонам, затаив дыхание от восхищения. Вокруг стен оштукатуренных в разные цвета уютных домиков пламенели лиловые огоньки вьюна; тут и там на аккуратно подстриженных лужайках росли приземистые мохнатые пальмы с широкими желтоватыми листьями; другие пальмы, высокие, точно фонарные столбы, с гладкими ровными стволами и пышными султанами изумрудно-зеленых листьев на макушках тянулись бесконечным рядом вдоль шоссе. Справа в бухте белели на солнце тонкие как спички мачты прогулочных яхт, а далеко впереди, за рыжим обрывом каньона, появлялась и снова исчезала широкая голубая полоса Тихого океана.
Я засыпала Джефа тысячей вопросов: умеет ли он плавать? есть ли у него яхта? как называют вон то диковинное растение? Но Джеф пребывал в мрачном расположении духа и отвечал односложно или отделывался невразумительным мычанием. Он сильно проигрался в поезде, к тому же недостаток сна и избыток алкоголя вконец его измотали.
