скажи царю, пускай дает четверть гороха да четверть первейшей водки.
Вот пошел он и сказал царю. Царь с радостью дал. Выехал Трем-сын-Борис в чистое поле и выкопал там глубокую яму — так ему конь посоветовал. Дал ему царь четырех людей в помощь. Насыпал он в яму гороху и водки налил. Прилетела Жар-птица, наелась гороху и водки напилась. Конь и говорит:
— Гляди, как только Жар-птица — напьется, ножками вверх перевернется и задрожит, тут ты ее и хватай!
Он ее и поймал, а она говорит:
— Не тебе я, Трем-сын-Борис, назначалась, а тебе досталась.
Принес он ее царю, а царь так обрадовался, так обрадовался, что не знает, как и принимать Трем- сын-Бориса, куда его и усадить. Великой казной наградил его за это.
Сколько людей в том дворце было, а никого так царь не полюбил, как его. Вот и стали иные Трем- сын-Бориса поддевать, невзлюбили его, стали царю наговаривать:
Он мог не только перо Жар-птицы и саму Жар-птицу достать, а может добыть из моря красавицу- девицу.
Зовет его царь к себе.
— Достал ты, — говорит, — перо Жар-птицы, достал и Жар-птицу, так добудь же мне и красавицу- девицу с моря. А не достанешь — мой меч, а твоя голова с плеч!
Идет Трем-сын-Борис к коню, плачет, а конь его спрашивает: О чем, Трем-сын-Борис, плачешь?
— Да как же мне не плакать, если царь загадал загадку такую, что ни мне, ни тебе не отгадать.
— Какую ж?
— Такую, чтоб добыл я красавицу-девицу с моря.
— Ну, что! Я тебе ж говорил: не бери пера Жар-птицы, горе наживешь… Ну, не кручинься. Ступай скажи царю, пускай даст сети с зеркалами, тысячу платьев да ящик побольше.
Пошел он к царю, царь и дал все. Поехал Трем-сын-Борис, расставил зеркала вокруг моря и платья развесил. Вот вышла из моря Настасья, красавица-девица. Одевалась, наряжалась в каждое платье да в каждое зеркало гляделась, сама себе дивовалась:
— Ах, какая же я красивая!
Надела последнее платье. Тут и схватил ее Трем-сын-Борис, а она как крикнет:
— Ах, Трем-сын-Борис, отпусти меня из неволи на волю, я тебя отблагодарю: дам тебе свое кольцо обручальное, и будешь ты с ним счастлив.
Не пустил он ее. Разорвала она тогда на себе двенадцать низок мониста и в море бросила. Потом привез он ее в царский дворец. Царь опять его наградил и очень обрадовался.
Стали опять ему все удивляться и завидовать, стали опять его поддевать, что может он, дескать, узнать все, что на свете делается; но царь никого не слушает. И говорит тут Настасья Трем-сын- Борису:
— Достал ты Жар-птицу, достал и меня, красавицу-девицу. Добудь же теперь из моря и мои двенадцать низок мониста.
А царь говорит:
— Не достанешь — мой меч, а твоя голова с плеч!
Идет он к коню, плачет. Спрашивает конь:
— О чем, Трем-сын-Борис, плачешь?
— Да как же мне не плакать? Загадал царь такую загадку, что ни мне, ни тебе не разгадать.
— Какую?
— Да чтобы достал я из моря двенадцать низок мониста, что Настасья разорвала.
— Ступай, — говорит конь, — к царю да проси, чтобы дал сто бочек бычьего мяса да сто тысяч людей.
Царь дал. Вот конь и говорит:
— Как приедешь к морю, разложи бычье мясо вокруг моря, и как вылезут раки за мясом, ты хватай беленького: это их царь. Они будут у тебя его отпрашивать, а ты не давай, пока не принесут всего мониста.
Так он и сделал. Только вылезли раки, схватил он беленького. Плачут раки, кланяются:
— Что тебе надобно, то и представим, только его отпусти!
А Трем-сын-Борис и говорит:
— Достаньте мне монисто, в море рассыпанное, тогда отпущу.
Кинулись они в воду: один одну бусинку тащит, другой — две, так всё монисто и собрали. Хотел он отпустить беленького, а конь кричит:
— Не пускай, еще одной бусинки нету!
Как бросились раки на поиски, как метнулись, так и вытащили ему щуку, а в той щуке — бусинка. Распорол он щуку, нашел бусинку, отпустил беленького рака.
Привез Трем-сын-Борис монисто, все удивляются. А Настасья и говорит царю:
— Пошлите его разведать у Солнца: отчего всходило оно прежде рано и красное, а теперь поздно и белое.
Идет Трем-сын-Борис к коню и плачет.
— О чем плачешь? — спрашивает конь. — Не горюй: царь и не такие загадки загадывал, и то мы знали, что делать!
Вот и пошел он. Видит — стоят возле сада сторожа, спрашивают его:
— Куда ты, Трем-сын-Борис, идешь?
— Иду, — говорит, — разведать у Солнца, отчего оно всходило прежде рано да красное, а теперь поздно и белое.
— Поспроси же там, — говорят, — и о нас; этот вот сад прежде родил и весь свет кормил, а теперь и самих сторожей не прокормит.
— Хорошо, спрошу.
Идет он дальше, стоят два солдата, спрашивают его:
— Куда, Трем-сын-Борис, идешь?
— Иду разведать у Солнца, отчего всходило оно прежде рано и красное, а теперь поздно и белое.
— Поспроси там и про нас: до каких пор стоять нам прикованными? Вот идет он, идет дальше, а там на дубу муж с женой пару голубей ловят и его спрашивают, куда, мол, идет он. Сказал он им:
— Так напомни, — говорят, — там и о нас: до каких же пор нам голубей ловить?
— Ладно, напомню.
Идет, идет дальше, видит — стоит шинкарка, переливает из колодца в колодец воду.
— Куда ты, Трем-сын-Борис?
Он сказал.
— Поспроси там и обо мне: долго ли мне еще переливать из колодца в колодец воду?
— Ладно, спрошу.
Идет, идет дальше, видит — лежит кит-рыба, по ней люди проезжают и такую дорогу проложили, что все ребра видать, ей пить хочется, а никто ей не дает, только ртом она чавкает. Вот и спрашивает кит- рыба:
— Куда ты, Трем-сын-Борис, идешь?
Он и ей сказал.
— Напомни там и обо мне: доколе же будут люди по мне ходить да ездить?
— Ладно, напомню.
Идет он, идет дальше, видит — хатка стоит. Уже под вечер подошел к хатке. Вошел в нее, а там старуха, старая-престарая, Солнцева мать.
— Куда ты, — говорит, — Трем-сын-Борис, идешь?
— Иду разведать у Солнца, отчего оно прежде всходило рано и красное, а теперь поздно и белое.
— Да я ведь, — говорит, — сыночек, его мать!
Стал он ей рассказывать.
