— Здравствуй, Найда! Куда, — спрашивает, — идешь?
— Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
А она:
— Эх, и много я по свету полетала, да не знаю, где эта Воловья гора-Шелковая трава. Ступай, — говорит, — там среди лесу живет моя сестра помладше, может, она знает.
И оставляет она его ночевать. Он ночевать не остался, а пошел.
Все идет да идет, видит — в лесу хатка, огонек мерцает. Заходит он, видит — там старуха сидит.
— Здравствуй, старушка!
— Здравствуй, — говорит, — Иван Найда. Куда идешь, Иван Найда?
— Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
— Эх, говорит, — много я по свету полетала, но Воловьей горы-Шелковой травы не знаю, иди-ка ты дальше — там живет наша самая меньшая сестра: уж если она не скажет, то никто тебе не скажет.
Он ночевать не стал и пошел.
А лес такой густой — деревья разрослись и перепутались, ему и не видать: день ли теперь или ночь. Ничего не видно!
Лезет рак и говорит:
— Здравствуй, Иван Найда!
Тот удивляется, что оно такое: где ни покажется что живое, всякое Найду знает?
Рак и говорит ему:
— Не сердись, Иван Найда, я тебя в беде выручу, — и дал ему свисточек.
— Возьми, — говорит, — ежели туго тебе придется, свистни в него.
Идет он дальше, встречает борзую, а та говорит:
— Здравствуй, Иван Найда!
— Здравствуй, борзая!
Дала ему борзая волосинку.
— На тебе, Иван Найда, коли плохо тебе придется, ты ее прижги.
Идет дальше, встречает волка, говорит ему волк:
— Здравствуй, Иван Найда, куда ты идешь?
— Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
— Ну, коль трудно тебе придется, свистни в свисточек, который дал тебе рак, я мигом явлюсь.
Пошел Иван Найда, видит — на опушке хатка виднеется. Заходит он в хатку, поздоровался со старушкою.
— Ну, Иван Найда, коль попасешь мне, — говорит, — три ночи трех кобылиц, дам я тебе такого коня, который вынесет тебя на ту гору, а не попасешь, я тебе голову отрублю. Вон висят у меня тридцать четыре головы тех, которые брались пасти, да не выпасли, а твоя тридцать пятая будет.
Испекла она ему пирожочек, снаряжает его на пастбище, а кошечка все ходит за ним, мяукает. Отломил он кусочек пирожка и дал кошечке. Взяла кошечка и говорит ему:
— Э, да это такой пирожок, что ты лучше его закинь, а то как съешь, так на двое суток и заснешь и будешь спать без просыпу.
Отдал он пирожок кошечке.
Кошечка съела и спать улеглась, а Найда погнал кобылиц пастись. Пас он всю ночь, глядел, глядел, а перед рассветом разбежались они, нет возле него ни одной. Вспомнил он про борзую, прижег волосинку — является к нему борзая, спрашивает:
— Зачем звал меня, Иван Найда?
Тот рассказал.
— Ну, смотри, как будешь гнать кобылиц, то лови переднюю, а не поймаешь — пропало твое дело.
Кликнула борзая свору собак, — и как начали всюду искать! Согнали кобылиц. А Найда стоит, переднюю дожидает. Ухватил ее за гриву и едет домой. Приезжает домой, а волшебница начала бить кобылиц за то, что они от него не спрятались.
Погнал он на другую ночь, глядел, глядел — перед рассветом разбежались они, ни одной нету. Как их загнать? Смекнул. Засвистел в свисток. Является волк.
— Чего тебе надо?
Рассказал Найда про свое горе.
Созвал волк всех волков и сказал, чтоб Найда ловил переднюю кобылу. Согнали. Он поймал, едет домой. А волшебница поймала кобылиц да как начала их бить!.. И сказала им, чтоб на третью ночь они разбежались и спрятались в море, обернулись бы рыбами.
Пошел он на третью ночь пасти… Глядел, глядел, а они как кинутся (норовят хоть бы на третью ночь спрятаться, а не то беда будет!). Обернулись они рыбами и бросились в море.
Он видит, что беда, и засвистел в свисточек. Является к нему рак.
— Эх, — говорит, — братец, выручи, а то как не выпасу эту ночь кобылиц, отрубит мне волшебница голову!
Вот рак и полез назад в море. Созвал всех морских чудищ — морских свиней, котов морских — и приказывает:
— Лезьте, где какую рыбу увидите — кусайте ее, выгоняйте!
Кинулись они всюду, раки щиплют, а морские коты хвостами режут!
А Найда над морем стоит; поймал переднюю, сел на нее, едет домой. Она и говорит:
— Гляди, Иван Найда, как будет тебе волшебница давать какую-нибудь из нас, ты не бери, а скажи: «Дайте мне того жеребеночка, что у вас в конюшне, на котором шерсти нету…» И есть у нашей хозяйки под изголовьем сапоги-иноходцы и шапка-невидимка, такая, что тебя никто в ней не увидит.
Приехал. Она видит, что надо обещание выполнить, и говорит:
— Выбирай себе, какую хочешь!
А он:
— Ничего не хочу, дайте мне жеребеночка на конюшне, на котором и шерсти-то нету — такого паршивого.
Долго та не соглашалась, а потом отдала. Вскочил Иван Найда в хату, выхватил у нее из-под подушки сапоги-иноходцы и шапку-невидимку! Не успел Найда и оглянуться, стал конь такой, что кругом засияло.
Спрашивает конь:
— Как же тебя, Иван Найда, нести, повыше дерева или пониже?
— Неси повыше дерева.
Долетают они к Воловьей горе-Шелковой траве, глядь — а на горе дворец такой, что и сказать невозможно!
Слез Найда с коня, пустил его травушки пощипать, а сам пошел во дворец. Смотрит, кругом дворца львы на цепях, один от другого на четверть привязаны и зубами щелкают, никого не подпускают. Тут вспомнил Иван Найда про сапоги-иноходцы и шапку-невидимку и подумал: «Авось проскочу — может, жену увижу, а не проскочу — съедят меня львы».
Надел сапоги и шапку — так проскочил, что и не заметили. Вошел в комнаты, видит — она перед зеркалом причесывается. Он ее и окликнул. Она услыхала его голос, обернулась, а не видит его.
— Эх, — говорит, — отзовись, Иван Найда, больно я по тебе соскучилась.
Он снял шапку. Увидела она его, обняла за шею, поцеловала.
И живут они, поживают и до сей поры хлеба не покупают.
ДАНИЛО НЕСЧАСТНЫЙ
Жил себе Данило Несчастный. Уж где он ни бывал, где ни служил — все, что ни заработает, так прахом и пойдет — ничего у него нету. Вот и нанялся он к хозяину.
