Ее тело под ним начало подавать признаки жизни, а дыхание участилось, словно она взбиралась на самую высокую гору в мире. Чувствовалось, что ей надо было как можно скорее припасть губами к источнику жизни, словно она не могла дышать в таком разреженном воздухе.
Но Джой мог думать только о том, что ему сказал Бобби Десмонд.
— Давай! — взмолилась она. — Делай же!
Лицо девочки было влажным от напряжения, и в сравнении с тем, что произошло с Джоем в эту секунду, все остальное было уже неважно, и он с благодарностью ткнулся в нее ртом, позволив ей извлечь из этого мгновения близости судорожную дрожь, после чего она издала протяжный вопль, словно в апоплексическом припадке. Даже когда все было кончено, Анастасия Пратт не отпускала его. Она тихонько плакала и, лежа на спине, прижимала его к себе как самое лучшее, что у нее есть в жизни.
— О'кей, — сказал Андриан Шмидт. — С меня хватит, С меня, говорю вам, хватит. Считаю до десяти, и это будет только справедливо, не так ли? То есть, вот я считаю до десяти, а потом… раз, два, три…
Голос другой почтенной голливудской леди произнес: «А теперь не забудь, дитя мое, мы все составляем семью бедной Сары, и как христиане мы обязаны…»
Затем послышался стук захлопнувшейся двери, в двадцать раз громче, чем в жизни.
Анастасия Пратт натянула штанишки, так и не позволив Андриану Шмидту даже дотронуться до нее. Он направился к ней, явно намереваясь дать ей плюху, но остальные ребята оттащили его. Миновав кладовку, она спустилась по ступенькам и пошла по проходу, держа голову до смешного высоко и покачиваясь, словно чуть пьяная.
Когда она миновала знак «выход», с экрана доносилась торжественная музыка, словно провожающая ее во тьму ночи вокруг кинотеатра.
4
В юности так и тянет пошляться по разным местам. Он никому не мог доверить свои мечты и, боясь, что кто-то о них догадается, придумывал себе какой-нибудь предлог и отправлялся бродить, надеясь на чудо. Или хотя бы на какое-то подобие его.
Джой тешил себя надеждой, что ему удастся войти в компанию ребят, с которыми он делил Анастасию Пратт в кладовке кинотеатра. Но Андриан Шмидт, высокий, белобрысый, прыщавый, нетерпеливый крикун из этой компании жутко поносил Джоя за то, что ему пришлось остаться с носом в тот пятничный вечер. Так что, когда Джой однажды решил прошвырнуться мимо аптеки, которая была местом их сбора, Андриан уставился на него через стекло взглядом, который мог обескуражить кого угодно. Он настроил и остальных (кроме Бобби Десмонда) против Джоя, и, когда однажды он проходил мимо, все они высыпали на мостовую и стали изображать шлепающие звуки поцелуев.
В то же самое время Анастасия Пратт, не в силах забыть Джоя Бака, регулярно прогуливалась мимо его дома. Каждый день после окончания школы ее можно было увидеть здесь, неторопливо бредущей по улице.
Джой украдкой наблюдал за нею из-за высокой портьеры в комнате Салли, отмечая, что она, как ребенок, несет учебники в руках, и его неприятно поразило то равнодушие, с которым она смотрела только перед собой, не замечая, что краем глаза она обшаривает окрестные дома, как взломщик, осматривающий ювелирный магазин. Как-то она стала обходить все дома на улице: звонила у дверей и предлагала билеты на благотворительную распродажу, которую организовывает Истинная Церковь.
— Ох! — сказала она, изображая удивление, когда Джой Бак открыл ей двери, — а я и не знала, что ты тут живешь. Я просто, то есть, я просто так, ну, наша церковь устраивает лотерею, и я вот тут, ну, там будут разные электрические игрушки, а ты давно тут живешь? То есть, я хочу сказать, не хочешь ли ты купить один, билет, то есть?
Джой смотрел на ее губы, когда она говорила, а потом он отвел взгляд и уставился в пространство, слыша про себя шлепающие звуки поцелуев, которые издавал Андриан Шмидт, и покачал головой — нет, он не хочет покупать билет на лотерею.
Девочка поняла, что он отказывается, но не двинулась с места; лицо ее, обращенное к нему, напряглось, в глубине глаз, наполнившихся влагой, затаилась тревога, и она сказала:
— Ты уверен?
Он кивнул. Анастасия стремительно повернулась и, сбежав по ступенькам, по дорожке направилась к тротуару. Ее ягодицы двигались на ходу туда и сюда, туда и сюда, и при виде их желудок у него сжался, а потом он заметил, какой печали преисполнена ее спина, как грустны и одиноки ее подколенные впадины, и тут он услышал, как довольно громко говорит: «Хм!» Когда она снова повернулась к нему, он сказал: «Не знаю, есть ли у меня мелочь», — и изгиб ее бровей поразил его в самое сердце.
Так что первой женщиной Джоя стала пятнадцатилетняя Лихая Анни Пратт. Они прятались как преступники. Ему было стыдно и за нее и за себя. Он терпеть не мог отвечать ее требованиям, этим отчаянным поцелуям, и тем не менее она нуждалась в нем, и его потрясало, когда она подчинялась ему.
Поскольку он ничем не был занят, у него было много времени для прогулок и размышлений. Сколько бы он ни давал себе обещаний, ее присутствие сводило их всех на нет. Он представлял себе пологую возвышенность ее живота и маленький влажный холмик под ним, и эти мысли, плюс исходящее от нее ощущение полного одиночества, заставляли его чувствовать себя идиотом, когда он вспоминал все свои намерения и обещания.
В один прекрасный день родители Анастасии Пратт получили анонимное письмо, повествующее не только о щедрости, с которой их дочь дарит плотские удовольствия в кладовке «Уорлд-муви», но и о ее встречах с Джоем. Как-то вечером мистер Пратт явился домой с твердым намерением «вышибить душу из этого мальчишки», но, поскольку он был скромного роста и телосложения, все закончилось несколько иначе: он направился в полицию. Джой так никогда и не узнал, что произошло в полицейском участке, но на следующий день Салли позвонила ему из Даунтауна, сказав:
— Все в порядке, мой дорогой, они решили поместить бедную девочку в очень приличное заведение. — «Приличное заведение» в устах Салли Бак было эвфемизмом для обозначения лечебницы для душевнобольных.
Такое завершение карьеры Анастасии Пратт вызвало множество разговоров. Имя Джоя Бака, которое постоянно связывалось с ней, приобрело определенную известность. Истории, которые ходили из уст в уста, далеко не всегда соответствовали действительности. По Одной версии, он заставлял ее отдаваться многим другим, желая поправить свое финансовое положение; по другой — она от него забеременела, но все единодушно утверждали, что девочка сошла с ума, потому что он довел ее.
Когда до Джоя постепенно дошло, какой облик он приобрел в городе, он испытал стыд и смущение. Скоро известия о его жизни, побегах с уроков, его лени, его зависимости от бабушки стали наслаиваться друг на друга, вызывая у него острое ощущение собственной никчемности. Он презирал даже мысль о том, что мог бы обратиться к кому-нибудь с просьбой о работе, а поскольку ничего не заставляло его искать ее, он продолжал избегать каких-то занятий. Заведение Салли Бак подверглось ограблению, и теперь она вообще не обращала на него внимания. Тем не менее его безделье, в котором он провел свое девятнадцатилетие, и вот уже ему шел двадцатый год, похоже, не очень волновало ее. Она продолжала снабжать его деньгами, одевать и содержать его и, как обычно, почти не обращала на него внимания. Время от времени он прибирал двор и мыл машину Салли, а как-то покрасил дом и сделал мелкий ремонт на крыше. Время от времени он вступал с кем-нибудь в чисто сексуальные отношения, неизменно испытывая смутное чувство стыда, переходящее в уверенность, что его используют как последнего дурака, и все же надеясь, что одна из таких встреч приведет к подлинному дружескому союзу с кем-нибудь. Типичный случай произошел с Бобби Десмондом. Давно расставшись со своей компанией, Бобби с неделю или около того настойчиво искал общества Джоя: пригласив его покататься на машине, он взял с собой полдюжины пива, с которой они и приехали к нему домой. Как выяснилось, этот молодой человек просто хотел испытать ощущения, чтобы Джой его попользовал, как он пользовал Анастасию Пратт тем вечером в кладовке «Уорлд-муви». Джой, как всегда, полный желания помочь, дал ему возможность приобрести тот опыт,
