Записки космического контрразведчика

двигателем корабль Мог возвратиться на Землю через 10 суток, а с высокой орбиты — только через 50 суток. Слава богу, двигатель не подвел, но героизм профессии космонавта, естественно, возрос. В том же, что и сам С. П. Королев, и члены его команды — парни рисковые, сомнений не было.

Много еще было «темного», но это не помешало советскому народу ликовать от удовольствия быть первыми. Все прочее

осталось как бы за кадром. Ведь то, что была масса проблем, нужно знать и учитывать специалистам, а для остальных важен только конечный результат. Поэтому и приукрашивали...

Многие ведь так и не узнали, что при посадке приборный отсек долго тянулся за гагаринским кораблем на неотстрелившихся кабелях, пока не сгорел в плотных слоях атмосферы. И ведь приземлился Гагарин не в самом корабле, а катапультировался из него, потому что тогда была именно такая система посадки.

Что ж, в те далекие советские времена работала «оптимистическая» составляющая. В обиходе у партийных чиновников было такое выражение: «надо приподнять полет», и все при-частные сочиняли доклады и приветствия о блистательном успехе, между тем как инженеры искали причины неполадок и устраняли их в режиме молчания. Может быть, в этом есть свои плюсы. Зачем людям негатив? Им ведь нужен праздник для души.

Последний репортаж

Дмитрий Диевич Ухтомский был последним из фотокор-респондентов, снимавших первого космонавта Юрия Гагарина. В марте 1968 года, рассказывал он, редакция «Огонька» готовилась к круглому столу с космонавтами. Договорились о съемке в Звездном городке 24 марта в 11 утра.

Без пятнадцати одиннадцать все были у ворот Звездного. Но им сообщили, что Гагарин уехал утром, и в городке его нет. Однако ждали, мало надеясь на успех. И вдруг ровно в одиннадцать на своей черной «Волге» подъехал Гагарин. Рядом с ним, в больничном халате и наброшенной на плечи шубке, — жена Валентина.

- Ах, вы уже ждете, — улыбнулся Гагарин, — но я точен — на часах ровно одиннадцать!

Оказывается, в то воскресенье к Гагарину приехали в гости родные — братья, племянник и сестра жены. Чтобы их порадовать, Юрий Алексеевич сумел «выкрасть» на день жену из

больницы.

Понимая, что снимать дома у первого космонавта удается далеко не каждый день, репортеры упросили Юрия Алексеевича выделить им на съемку около часа. Гагарин согласился, и съемка началась.

Юрий Алексеевич сразу же категорически отказался сниматься при всех своих наградах, сказав, что это успеется на круглом столе. Снимали все, но только один раз он остановил корреспондента — тот нацеливался на него в момент, когда ему пришлось помочь жене на кухне. Зато Дмитрий Ухтомский сумел заснять его как фотолюбителя — в то время, когда Гагарин осваивал подаренную ему в ГДР «Экзакту». Снимал его с дочками. Ну и, конечно, за чисто мужским делом — когда они с Алексеем Леоновым, соседом по лестничной клетке, примеряли новый чехол к гагаринскому охотничьему ружью.

Вдруг, обнаружив, что съемка идет уже почти три часа, Юрий Алексеевич сказал: «Ну хватит. Поберегите пленку до среды! В среду увидимся в редакции».

До вечера 27 марта все сотрудники «Огонька» сидели в редакции, теряясь в догадках, потому как приглашенные не приехали. Никто еще не знал, что в этот день разбился во время тренировочного полета первый космонавт Земли Юрий Гагарин... Круглый стол не состоялся.

Четыре страницы в траурном номере журнала заняли фотографии, сделанные в воскресенье дома у Гагарина. Ухтомский хотел поставить в это «Последнее интервью» заключительным кадром фотографию с «уходящим» Гагариным — был сделан и такой снимок... Главный художник и главный редактор воспротивились, сказав, что это не фотография, а мистика.

Позже, на фотографической выставке, репортаж из четырех фотографий, заканчивающихся именно этой работой, был награжден медалью.

А в те мартовские дни никто не сумел эту фотографию отстоять. Да и вообще, все «огоньковцы» тогда думали, что попадут в «историю». Дело в том, что сразу после выхода «Огонька» с последним репортажем из дома Гагарина в редакцию журнала позвонили из лечсанупра Кремля. Возмущались ложью и подлогом, названными «Последнее интервью».

— Этого не могло быть, — заявлял голос в трубке, — так как в воскресенье 24 марта жена Гагарина находилась в загородной больнице!

И только когда Ухтомскому сказали, что это дело подсудное, ему пришлось выдать дежурную сестру, которая под честное слово первого космонавта отпустила домой на воскресенье больную Валентину Гагарину...

Наземный «человеческий» фактор и гибель Гагарина

Официальных разъяснений, почему в несложном тренировочном полете разбились Герои Советского Союза и классные летчики, — нет до сих пор.

А расследование катастрофы между тем велось небывалое. Три комиссии, правительственная и две рабочие (по материальной части и летно-методическим вопросам), по крупицам просеивали информацию о последнем полете космонавта № 1. Но была еще и четвертая комиссия, про которую немногие знали. Ее возглавлял один из руководителей Управления контрразведки КГБ СССР Николай Душин.

В 1991 году я готовился к защите кандидатской диссертации в архивах военной контрразведки. Среди других бумаг я обнаружил документы по катастрофе самолета Гагарина и Серегина. И тщательно изучил их. У меня сложилось впечатление, что Гагарина — конечно, ненамеренно — подвели к тому, что случилось. Не Гагарин погиб, а Гагарина не уберегли...

Чекистское расследование в отличие от ведомственных было беспристрастным.

«План первичных оперативных мероприятий по выявлению причин, которые могли повлечь катастрофу самолета УТИ МиГ-15 номер 612739 (бортовой номер 18)» датирован днем катастрофы, 26 марта 1968 года. В этот же день были выдвинуты четыре версии.

Первая — умышленные действия по выводу техники из строя: во враждебных целях или из низменных побуждений.

Вторая — некачественная подготовка материальной части к полетам.

Третья — недостаточная подготовленность летчиков к данному полету.

Четвертая — неудовлетворительное руководство полетом.

Были подробнейшие, на семи листах, указания по проверке каждой из версий. Особое внимание — подозрительным лицам, имевшим отношение к подготовке и обслуживанию самолета. Не было ли у них нездоровых высказываний, угроз в адрес командования или враждебных проявлений... не имеется ли на них компроматериалов, не было ли контактов с иностранцами... не было ли изменений в их поведении после катастрофы (нервозность, беспокойство в связи с проводимым расследованием).

Копали глубоко. Среди «подозрительныхличностей» фигурирует жена инженера, проверявшего перед полетом герметичность систем. Донесение гласит: за много лет до катастрофы эта женщина на пристани «Солнечная поляна» Химкинского водохранилища имела контакт с женой секретаря посольства США по вопросам культуры.

Проведенная проверка установила: встреча была случайной.