Я попросил его рассказать мне о Дейонарре.
— Это девчушка «ставшая солдатом» поклялась, что пойдет за тобой в Баатор и обратно, и, клянусь Силами, мысль о том, что ты обойдешься без нее заставила ее так и поступить. Я и гит ей были безразличны. Сердце ее было отравлено тобой, о да! Уж не знаю, чем бабенок привлекает твоя сморщенная задница, но она заставляла кровь ее кипеть. Она была какой-то богатенькой цыпочкой из Района Клерков, а тебе от нее что-то было нужно, и ценой за услугу было сопровождение ею тебя.
— А что мне было от нее нужно?
— О, эту тайну я так и не узнал, рубака. Может, сам мне расскажешь?
— А что насчет гита? После недавнего разговора с Дак'коном я не думал, что Ксакария может сказать нечто такое, что доставит ему еще большую боль.
— Хмурной был гит… недружелюбный и молчаливый, как и все они. Я не верил ему ни на грош. Понимаешь, рубака, этим гитам интересно лишь две вещи: выбраться из рабств да прикончить побольше спрутоголовых иллитидов. Все остальное они отметают прочь и все мы, за исключением тебя, были ему глубоко безразличны.
Я также спросил о Морти, чтобы проверить, разделяет ли он мои подозрения.
— Этот череп- сквернослов напрашивался на хорошую головомойку! Всегда умничал и прикалывался над моим недугом!
— Ты… был… слепым стрелком?
— Именно им. Ты что, и правда все позабыл? Все люди видят не только глазами… некоторые лучше, некоторые хуже. Я чувствовал сердца своих врагов — твоих врагов — и мои стрелы всегда били в цель. Ну, за редким исключением…
— Ты не знаешь, что случилось с моим дневником?
— Та книжонка, которую ты сшил из собственной кожи и в которой было страниц больше, чем прожитых мною лет? Вот уж повезло, если ты потерял эту мерзость! Ты всегда в ней что-то карябал, а уж как она воняла! Казалось, что ты смертельно боишься, будто у тебя ее кто-то отнимет… ты писал и писал, пока не оторвал себе кожу на пальцах и мне было интересно, пытаешься ли ты представить все, что у тебя в голове, на этих страницах. Иногда мы задерживались на несколько дней, ожидая, пока ты закончишь писанину. Я ненавидел эту адскую книгу. Она держала твое сердце, и ничего хорошего я в этом не видел. В последний раз, когда я слышал скрип твоего пера, книга пребывала с тобой. Если теперь ее нет, даже представить не могу, на каком Плане она могла оказаться.
Я собрался было уйти, когда Ксакария попросил об услуге. Тихим голосом, будто стыдясь.
— Я сделал много ошибок, некоторые и вовсе глупейшие, но самая большая из них — тот контракт, что я подписал со Служителями Праха. Если бы я тогда так не нализался, никогда бы этого не сделал. Я сожалею об этом и надеюсь, что ты все исправишь.
— Насколько я знаю, тело это продержится еще долго… а теперь каждый день слишком долог для меня. Может, прикончишь меня снова, рубака… ради старых времен, что мы провели вместе? Мысль о том, чтобы провести еще много лет в Мавзолее с этими беломордыми вокруг слишком пугающая. Давай отправим меня на страницы книги мертвых, где я и должен находиться?
— Ну, если ты так хочешь… — Я ударился его мечом и Ксакария тяжело осел на пол. Из дыры в горле вырвался последний свист, а затем тело замерло навсегда.
— Покойся с миром, Ксакария.
22. Анна. Часть I
Мы отправились обратно в Подземную Деревню. Я хотел вновь пообщаться с Фародом (как знать, вдруг он вспомнит что- нибудь еще обо мне), а заодно провести там ночь.
Однако обнаружили мы лишь труп Фарода, который стоил теперь лишь пару медняков для Служителей Праха.
— Па! Что случилось? Кто это с тобой сделал? — выкрикнула Анна, едва увидев тело.
Я отвел ее в сторону и спросил:
— Анна, ты знаешь, как он умер?
— Я… — она отрицательно покачала головой. — Не знаю. Никто, обладающий хоть зачатком мозга, не мог этого сделать — Фарод отбрасывал длинную тень. Ступишь в нее и сдохнешь сам.
— Может, не стоит тебе больше сопровождать меня, Анна. Если тебе нужно остаться в Подземной Деревне, я…
— Нет… — перебила меня Анна. — Мне нечего делать в Подземной Деревне и я уже думала, чем займусь после того, как имя Фарода окажется в книге мертвых. — Она хмыкнула. — Ох, ладно, наверное он уже ползет вверх по чьей-то стене в аду.
— Но… он ведь твой отец. Разве не следует тебе…
— Не настоящий отец, и никогда им не был. — В глазах ее появилось ожесточение. — Он был жадным, он был глупым, он был эгоистом и он был слабым. — Она нахмурилась. — А теперь он мертв. Вот и все.
Я задал вопрос о том, что весьма меня беспокоило.
— Анна, когда Фарод отправился взять вещи, которые взял с моего трупа, он исчез ненадолго, затем вернулся, но он не покидал Зал Дурного Ветра. Знаешь, куда он ходил?
— О, да. Старый козел складывал свои находки в яму неподалеку. Я понимаю, почему он ошивался
