чтобы обзавестись одеждой, а для начала повелел высечь несчастных, имевших наглость обратиться к нему с просьбой. Таким же точно образом они должны были добывать себе и пропитание, потому что есть он им ничего не давал. Но пастухам, низведенным Дамофилом до уровня разбойников, палок, которыми они отгоняли хищников от стад, оказалось мало. Они сумели достать себе настоящее оружие, и вскоре вся Сицилия страдала от разбойничьих банд, перед лицом которых никто не мог чувствовать себя в безопасности. Впрочем, римские наместники пытались принимать ответные меры, однако им недоставало твердости. Ибо, уничтожая разбойников, они лишали их господ пастухов. При этом больше всего они боялись именно власти землевладельцев, большинство из которых принадлежало к влиятельному сословию римских всадников, а именно те отправляли в Риме судопроизводство по делам наместников, если тем приходилось отвечать за дурно организованное управление. Договориться с господами было непросто, и наместники предпочитали бездеятельно созерцать бесчинства разбойников во вверенной им провинции.
Но Дамофил не только превратил своих собственных пастухов в разбойников; успеху восстания он способствовал еще и тем, что вооружил целый отряд рабов, сопровождавших хозяина в его путешествиях по Сицилии. Конечно, это была игра с огнем, ибо оружие, вложенное им в руки рабов, должно было вскоре обратиться против него самого.
Удел пастухов был, однако, довольно сносен в сравнении с участью рабов, использовавшихся на полевых работах. День за днем с раннего утра до поздней ночи они должны были работать в ножных кандалах, а на ночь их запирали в эргастулы, чудовищные темницы для рабов, из которых никому не удавалось бежать. «Рабы под гнетом страданий, подвергаясь часто неожиданным и унизительным наказаниям, не выдержали. Сходясь друг с другом в удобное время, они начали сговариваться об измене своим господам, пока не привели своего плана в исполнение.
Был один сириец, родом из Апамеи, раб Антигена из г. Энны, своего рода маг и чародей. Он хвастался, что может по указаниям богов, данным ему во сне, предсказывать будущее, и благодаря своей ловкости обманул таким образом многих… Еще до восстания он говорил, что сирийская богиня является ему и предсказывает, что он будет царем. Об этом он рассказывал не только другим, но постоянно говорил и своему господину. Антиген, забавляясь ловким обманом, ради шутки выводил Евна — так звали чудотворца — к гостям, спрашивал о его будущей царской власти, а также о том, как он поступит тогда с каждым из присутствующих».
Однако то, что Антиген и другие рабовладельцы считали отличной шуткой, вскоре стало действительностью.
Тяжко угнетенные рабы из дома Дамофила, среди которых и началось брожение, решили обратиться за советом к чудесному пророку Евну, почитавшемуся ими волшебником и прорицателем. Они сообщили ему о своем решении отомстить ненавистному Дамофилу и его жене Мегаллиде, жестоко издевавшимся над рабами, и спросили о том, благоволят ли боги исполнению такого плана. Сопровождая свои слова обычными ритуальными ужимками, кудесник не только поведал заговорщикам о благоволении богов, но и настаивал на скорейшем начале предприятия.
За короткое время они собрали и вооружили чем могли около 400 человек и неожиданно напали на считавшийся неприступным город Энну, расположенный в центре Сицилии, причем возглавлявший их Евн изрыгал при этом дым и пламя, словно дракон. Для этого он использовал просверленный с двух сторон орешек, который он предварительно наполнил тлеющей паклей и сунул за щеку. В нужный же момент Евн зажимал его зубами и дул изо всех сил.
Это необычное явление, сопровождавшее его пророчества, напоминало слушателям и зрителям об огнедышащем Дионисе. Кроме того, по Ветхому завету и другим источникам нам известно, что на древнем Востоке люди представляли себе язык бога в виде опустошительного пламени. Сегодня мы рассматриваем все эти действия Евна как обычный фокус, однако его приверженцы видели в нем отнюдь не фокусника, а воплощенный в облике вождя мстителей гнев божий, огненным своим дыханием поражающий врагов.
Рабы врывались в дома, убивали, грабили и насиловали. Как сообщает Диодор, они даже младенцев отрывали от материнской груди и разбивали о землю.
К победителям Энны, начавшим восстание, присоединилось множество городских рабов, перебивших своих хозяев и жаждавших теперь лишь одного — отмщения. Рабы поймали и Дамофила с Мегаллидой, приговор которым должны были вынести повстанцы, собравшиеся в городском театре на своего рода народный суд; однако двое рабов, не способных более сдерживать свой гнев, прикончили Дамофила ударами меча и топора, не дожидаясь решения народа.
После первого успеха — взятия Энны — народное собрание, которое теперь должно было собираться регулярно, приняло политическое, а потому действительно великое решение: «Затем выбрали Евна царем, не за его храбрость или военные таланты, но исключительно за его шарлатанство, а также потому, что он являлся зачинщиком восстания. Кроме того, думали, что его имя послужит хорошим предзнаменованием для расположения к нему подданных». Ибо греческое слово «евнойя», от которого происходит имя Евн, означает добро, благоволение.
Рабам казалось, что само имя их «доброго царя» является залогом царского достоинства правителя. «Евн назвал самого себя Антиохом, а восставших — сирийцами». Это царственное имя должно было поставить нового правителя-мессию в один ряд с представителями знаменитой династии Селевкидов.
В начале своего правления царь созвал народное собрание восставших и приказал казнить всех плененных жителей Энны, за исключением оружейников, которые в кандалах должны были работать на его армию. Жестокая судьба настигла и Мегаллиду: Евн передал ее для наказания ее бывшим рабыням. Кроме того, он собственноручно убил своих бывших господ Антигена и Пифона, отпустив, однако, тех, кто раньше, присутствуя на трапезе его господ, признавал его пророчества и оказывал ему добрые услуги. Насилия избегла дочь Дамофила и Мегаллиды, ибо она всегда относилась к рабам с состраданием и даже пыталась помогать им. Так что рабами, безжалостно уничтожавшими своих врагов, руководила не прирожденная жестокость, а жажда расплаты за совершенные по отношению к ним несправедливости.
В качестве правителя Евн принял диадему, знаки верховной власти и царственное облачение, а свою жену, также сирийского происхождения, объявил царицей. Далее он окружил себя умными и дальновидными людьми, составившими его совет, причем особенно среди них выделялся грек по имени Ахей. Ахей организовал быстро растущую армию рабов, вооружив ее топорами, секирами, серпами, пращами и вертелами, и, доведя численность своего войска до 10 000 человек, отважился открыто напасть на римлян, которым нанес несколько поражений одно за другим.
Окрыленные этими успехами, рабы на юго-западе Сицилии также решили сбросить ненавистное иго. Во главе их стал Клеон, бывший киликийский разбойник, родом с гор Тавра в Малой Азии. Судьба распорядилась так, что он вместе с другими порабощенными соотечественниками стал пастухом- разбойником в окрестностях Агригента, а всеобщая ненависть рабов по отношению к своим угнетателям позволила ему в очень короткое время сколотить довольно мощную банду.
Римляне уже надеялись, что вожди восставших не сумеют поделить власть и их армии набросятся друг на друга, но, к великому их удивлению, этого не произошло. Напротив, Клеон прибыл со своими приверженцами в Энну и безоговорочно подчинился царю Евну, назначившему его своим полководцем.
Теперь и в Риме осознали опасность, исходившую от ставшей еще более мощной армии рабов, и послали на Сицилию восьмитысячное войско для подавления восстания. Однако последовавший затем разгром римлян имел своим следствием усиление притока рабов к восставшим, и вскоре Евн располагал уже 70-тысячной армией. (Число же в 200 000 приверженцев следует считать преувеличенным.)
Вести о победах рабов в Сицилии, словно искры от гигантского пожара, разносились по всей Италии, так что даже в Риме началось брожение. Лишь твердостью и жестокостью удалось подавить эти мятежи.
В Сицилии же огонь восстания охватывал все новые области. В руки рабов перешли многие города вместе с их гарнизонами, а в кровавых битвах были разгромлены целые римские отряды во главе с преторами и консулами.
Лишь консулу Рупилию удалось изменить положение в свою пользу. После длительной осады Тавромения, нынешней Таормины, в результате которой среди защитников города начались каннибализм и предательства, ему удалось наконец взять эту крепость на восточном побережье Сицилии. На головы восставших рабов обрушились самые жестокие наказания.
Тогда Рупилий со своими войсками подступил к Энне и также осадил ее. Защитники крепости
