скамеечке и прохлаждаешься.
— Если бы ты искала меня здесь, то нашла бы сразу, — ворчливо ответил Буковски.
Лиза села на скамейку рядом с ним и вытащила записную книжку.
— Есть какие-нибудь новости? — спросил Буковски.
— Ты знал, что священник церкви в Висе погиб в катастрофе три недели назад?
— Уже знаю, — ответил Буковски. — Единственное, чего я не знаю — это почему мы вообще здесь. Я не думаю, что это убийство как-то связано с происшествием в монастыре.
— Мы здесь потому, что нам должны сообщать обо всех важных происшествиях, связанных с церквями, — сурово ответила Лиза. — И я считаю, что убийство пономаря как-то с этим связано, или ты не согласен?
Буковски проигнорировал вопрос Лизы как явно риторический.
— Теперь у нас на шее висят два убийства, — пожаловался он. — И, честно говоря, связь между ними для меня не очевидна.
Лиза скривила губы.
— Так ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала или рассказала, что мне удалось выяснить?
Буковски щелчком отправил окурок в полет.
— Выкладывай!
Лиза рассказала, что она узнала от девушки в соседнем доме. Буковски слушал вполуха. Ключи от церкви были на месте, в том числе и ключ священника.
— Мы не слишком продвинулись в расследовании, — заметил он. — Все равно не похоже на то, что в деле замешана организованная преступность. Кто-то хотел украсть драгоценную церковную утварь, но пономарь спугнул воров. Все просто. Собственно, мы должны были передать это дело местной полиции. Нам тут совершенно нечего делать.
— И шея твоя снова стала бы свободна, — съязвила Лиза.
— А чего ты хотела, мы ведь криминальная полиция земли, а это преступление к нам не относится — или, по-твоему, оно похоже на случай в Эттале?
Но не успела Лиза ответить, как подъехала какая-то машина и остановилась на стоянке перед церковью. Из нее вышел немолодой седовласый мужчина в черном костюме. Он огляделся, будто ища кого- то.
— Это, пожалуй, и есть временный священник, — проговорил Штефан Буковски и поднялся навстречу новоприбывшему.
Иерусалим, бар «Шонке», улица Рехов Хасорег…
На улице уже светало, однако в баре было полно народу. Гидеон Блументаль проработал всю ночь и теперь наслаждался холодным пивом. Гидеон был каменщиком, но уже несколько лет не работал по профессии, а искал в местных газетах, в университетах и институтах объявления вроде «Археологам требуются подсобные рабочие на раскопки». Здесь, в Иерусалиме, да и в остальном Израиле, который во всем мире называют не иначе как Святой землей, где-нибудь непременно проводят раскопки. И дело это прибыльное, поскольку зарубежные археологи платят хорошо и почти всегда — в долларах. Три-четыре месяца тяжелого труда приносят столько же, сколько целый год работы за зарплату. Таким образом, оставшуюся часть года Гидеон мог посвящать себе и своей страсти — многочисленным женщинам Христианского квартала. Естественно, он не был богат, не имел солидного банковского счета, не катался на модной, сверкающей хромом машине. Он жил в однокомнатной квартире в поселке к северу от Христианского квартала, в тени Новых ворот, и водил старый пикап «тойота», в котором хранил весь свой инструмент — в ящике с двойным замком. Тем не менее за квартиру он платил аккуратно, да и в остальном на жизнь ему хватало.
Сегодня он четырнадцать часов подряд проработал на раскопках у дороги на Иерихон. Сейчас выпьет еще кружку холодного пива — и вздремнет немного, а ближе к вечеру — опять на раскопки в тени Львиных ворот, на новую смену. Именно сейчас там начались жаркие деньки. Но к этому за годы работы он уже привык. Всякий раз, когда археологи обнаруживали что-нибудь важное, им казалось, что дело продвигается слишком медленно, и тогда они вводили дополнительные смены, а иногда люди работали до полного изнеможения.
Бармен поставил пиво у него перед носом и пожелал здоровья. Гидеон поблагодарил его и осушил кружку одним глотком.
— Ты, наверное, умираешь от жажды, — заметил толстяк, стоящий рядом с ним у стойки. Гидеон окинул того взглядом — мужчина походил на торговца с улицы Бен-Йехуда, а в речи его явственно слышался восточноевропейский акцент.
— Я только что закончил работу и наглотался пыли, — ответил Гидеон.
Иностранец подал знак бармену.
— Следующая порция — за мой счет, — заявил он и протянул Гидеону руку.
Тот помедлил, но в конце концов пожал ее.
— Соломон Поллак, — представился иностранец. — Я торговец и иногда работаю до ночи — или, точнее сказать, до утра.
Гидеон посмотрел в открытую дверь — там начиналось утро.
— Пожалуй, правильнее сказать — до утра, — согласился он. Иностранец не был ему несимпатичен. И хотя вообще-то он устал и не был настроен болтать, они разговорились. О том и о сём, о Боге и мире, о политической ситуации и о стране, которая все еще хранила в себе столько тайн. К тому же они пили пиво, так как всякий раз, когда Гидеон опустошал кружку, иностранец заказывал новую порцию.
Соломон Поллак рассказал, что родом он из Лодзя, а в Израиль эмигрировал только четыре года назад. В Польше он был редактором небольшой газетки, но и здесь, в Израиле, посвятил себя новостям.
— Я думал, ты торговец, — заметил Гидеон, и речь его становилась все более нечеткой, что, пожалуй, нужно было отнести на счет выпитого.
— Да, я торговец, — подтвердил Соломон Поллак. — Я не работаю с товарами, мое дело — это новости, а они в большинстве случаев очень хорошо оплачиваются, если знать, кому именно их предложить.
— Новости? — повторил Гидеон. — И с этого можно жить?
— Возьмем раскопки у Львиных ворот, — предложил Поллак. — Вокруг лагеря поставили высокий дощатый забор, а руководитель раскопок, профессор Рафуль, на пресс-конференции недавно сделал несколько намеков, которые вызвали интерес у некоторых экспертов. Теперь профессор молчит, а высокий забор не дает любопытным возможности заглянуть в лагерь. Тот, у кого есть сведения о ходе раскопок, мог бы получить солидное вознаграждение.
Гидеон посмотрел на толстяка с недоверием.
— И к тому же нельзя считать нарушением закона то, что один из подсобных рабочих заговорит, — продолжал Соломон Поллак.
— Да это просто воля Божья, — улыбаясь, пробормотал Гидеон. — Я, кстати, работаю на раскопках. Даже, могу сказать, кем-то вроде правой руки профессора. Но я ничего не собираюсь рассказывать, так как у всего своя цена. Ну, ты понимаешь: спрос и предложение…
Соломон Поллак сунул руку в карман пиджака и достал оттуда несколько купюр. Пятьсот долларов.
— И это был бы только задаток, — сухо заметил он. — И по сто долларов за каждое новое сообщение.
Гидеон облизнул губы, когда Поллак сунул ему деньги под нос.
— Что я должен для этого сделать? — спросил он, и его речь была такой четкой, как будто бы он эти пять кружек пива просто вылил.
— Как я и говорил, — с нажимом объяснил Поллак. — Речь идет только о сведениях. Не больше и не меньше.
Гидеон недолго думая потянулся за деньгами.
— Что хотят знать твои клиенты?
