Лиза озадаченно посмотрела на него.
— И в чем же оно состоит?
— Ты пытаешься сражаться с нашей полицейской рутиной с помощью теорий, а я доверяю чутью.
— Разве твое чутье никогда еще тебя не подводило?
Буковски улыбнулся.
— Подводило, и не раз.
— Что будем делать с фотороботом?
— Ты что, хочешь опубликовать его?
— А ты считаешь, что нам следует довериться твоему чутью. Но что, если оно снова подведет тебя?
Буковски стряхнул пепел в пепельницу. Его сотряс приступ кашля. Он достал носовой платок и прижал его к губам.
— Ты слишком много куришь, — упрекнула его коллега.
— Я просто поперхнулся, — возразил Буковски, скомкал платок и сунул его в карман брюк.
Лиза не заметила кровавое пятно, когда снова положила папку с делом на стол.
— И что нам делать дальше, раз уж мы готовы советоваться?
Буковски подмигнул ей.
— Сначала немного выждем.
Иерусалим, музей Рокфеллера, улица Сулейман-стрит…
Отец Филиппо потрясенно смотрел на саркофаг крестоносца, стоявший в одном из залов в западном крыле музея Рокфеллера. Тем временем несколько специалистов музея и университета Бар-Илан работали с предметами, обнаруженными в результате раскопок у дороги на Иерихон.
— И все это профессор Рафуль хотел утаить от мира и человечества, — произнес он. — Это невероятно.
— Старина Рафуль — странный субъект, — возразил декан университета. — Это всем давно известно. Однако его способности в сфере археологии бесспорны. Разумеется, я с вами согласен: на этот раз он слишком далеко зашел.
— Ненависть к Риму ослепила его.
Декан улыбнулся.
— Пока он не объявлялся. Никто не знает, где он находится. К сожалению, он забрал с собой несколько артефактов, которые тоже были обнаружены в могиле рыцаря. Тем не менее мы надеемся на лучшее. Он не сможет скрываться вечно, а мое терпение лопнуло. В конце концов, раскопки такого уровня — вовсе не его личное дело. Поэтому совет нашего университета решил вручить Хаиму Рафулю справку об увольнении. Он немедленно лишается всех своих должностей и больше не будет читать лекции в наших аудиториях.
— А что будет с крестоносцем? — спросил отец Филиппо.
— О, о нем позаботятся, — ответил декан. — Реставрационные работы идут хорошо. Рыцарь Рено обретет постоянное место в одном из залов этого музея. Он провел в земле Иерусалима почти тысячу лет, и поэтому никто не имеет права высылать его из города. Он останется здесь, и ему предоставят собственное помещение. В конце концов, история крестоносцев — это еще и история Иерусалима, пусть она иногда была бесславной главой, полной крови и слез.
Отец Филиппо дружески протянул декану руку.
— Мудрое решение. Тем самым вы возвращаете миру то, что ему и без того принадлежит.
17
Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…
Аарон вел желтый экскаватор по территории, засыпанной мелкими камнями, и остановился прямо перед склоном, в то время как Мошав с помощниками снимал с грузовика толстые брусья.
— Все три метра! — крикнул Аарон Мошаву, и тот поднял руку в знак того, что понял. Вместе с помощниками он принес первую сваю на отмеченное место. Аарон умело подвел землечерпалку вдоль склона к первой свае, уже установленной Мошавом с помощниками. Он выдвинул манипулятор, положил нижнюю сторону лопаты на стоящую сваю и вжал ее с помощью гидравлики в землю, так что передняя часть маленькой землечерпалки поднялась в воздух. Но Аарон не потерял контроль, он умело дозировал давление, и деревянная свая медленно утонула в рыхлой почве, пока снаружи не остался ровно метр.
— Если другие войдут так же легко, то мы будем готовы через час и сможем начать устанавливать горбыли, — крикнул Аарон, в то время как Мошав с помощниками снимали с грузовика вторую сваю.
Солнце нещадно палило, и мужчины вспотели от тяжелой работы. В кратчайшие сроки все сваи были расставлены вокруг заданного района раскопок. Аарон на землечерпалке одну за другой вогнал их в землю вдоль склона холма. По его расчетам, сваи, промежутки между которыми заполнялись горбылями, а верхние края соединялись планками, должны были предотвратить смещение свободного грунта с насыпного холма. Оставалось загнать в землю еще три сваи, но от жары и тяжелой работы его горло стало таким же сухим, как русло реки в Африке.
Аарон объявил короткий перерыв, сделал большой глоток из бутылки с водой и посмотрел на палаточный городок посреди района раскопок.
— От Джонатана или Тома что-нибудь слышно?
Мошав покачал головой.
— Ты думаешь, Джина мертва?
Аарон пожал плечами.
— Я знаю только то, что с некоторых пор здесь происходят странные вещи. Иногда у меня возникает подозрение, что кто-то преднамеренно срывает нашу работу. И я даже думаю, что знаю, кто это.
— Рафуль!
— С тех пор как мы нашли эту могилу, он изменился. Он превратился в озлобленного и упрямого старика.
— Разве он не всегда таким был?
Аарон небрежно бросил пустую бутылку из-под воды на землю и снова влез на землечерпалку.
— Поехали дальше. Уже немного осталось, — крикнул он и запустил двигатель. Гремя гусеницами, он покатил по направлению к склону, где его ждала одна из трех оставшихся свай. Мошав проследил за ним взглядом. Трое рабочих, мускулистые и загорелые, в одних шортах шли за желтой рабочей машиной. Внезапно раздался страшный грохот, и там, где еще несколько секунд назад была землечерпалка, Мошав увидел яркий огненный шар, а потом ударная волна швырнула его на землю.
Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…
— Выжидать и пить чай — ничего лучшего не приходит тебе в голову? — сердито спросила Лиза Герман.
— Нужно набраться терпения, — ответил Буковски. — В конце концов, мы охотимся на самого дьявола. Дьявола, который убивает священника, а перед тем пытает его. Дьявола, который в темноте проникает в церковь и идет по трупам, когда его застают на месте преступления. Дьявола, который разъезжает в «мерседесе» с французскими номерами и хладнокровно сосет конфету после всего, что совершил.
Лиза села и посмотрела в окно. По синему небу проплывали белые облака, уносясь вместе с ветром на восток.
Буковски задумчиво уставился в потолок.
— Если исходить из того, что священник церкви в Висе был первой жертвой, то значит, преступник что-то искал. Нечто такое, что, по мнению преступника, принадлежало священнику. Когда он не нашел того,