— Было бы хорошо, если бы мы могли принять участие в раскопках, — добавил кардинал Боргезе. — Тогда ничто не ускользнуло бы от нашего доверенного лица и при необходимости можно было бы принять своевременные меры.
Святой отец усмехнулся.
— И о каких мерах вы подумали, кардинал Боргезе?
Кардинал нахмурился.
— У нас должна быть возможность отреагировать надлежащим образом в любой момент, и интенсивность нашей реакции должна зависеть от сенсационности находок, которые все еще спрятаны в Святой земле.
Отец Леонардо обернулся и, тяжело ступая, возвратился к письменному столу.
— Я знаю только одного человека, который смог бы урегулировать это дело в наших интересах.
— Тогда чего же вы ждете, отче?
— Но разве не префект должен принимать решение?
Кардинал Боргезе покачал головой.
— Мы только потеряем время. Пройдет целая неделя, прежде чем префект вернется в Рим. А информировать его по телефону, думаю, не самая хорошая идея. Как член совета я считаю, что крайне необходимо принять соответствующие меры своевременно. Так что, святой отец, свяжитесь со своим человеком и организуйте встречу с ним.
Отец Леонардо задумался. Наконец он кивнул, снял телефонную трубку и спокойно набрал номер. Кардинал Боргезе барабанил пальцами по столешнице. Беседа длилась недолго. Когда отец Леонардо повесил трубку, кардинал с нетерпением посмотрел на него.
— И? Вы о чем-то договорились? — напряженно спросил он.
— Вы в этом деле на моей стороне и готовы повторить это перед префектом? — настойчиво переспросил отец Леонардо.
Кардинал Боргезе поднялся во весь свой рост. Он обладал импозантной внешностью. Будучи почти два метра ростом и ста тридцати килограммов весом, он походил на утес, который высится над морскими волнами.
— Я не обратился бы к вам, отче, если бы не считал, что дело серьезное, — холодно ответил он.
Священник кивнул.
— Через час я еду в аэропорт.
— Вы встречаетесь в Иерусалиме?
— Это не очень хороший вариант, и потому мой агент ожидает меня в Париже, — возразил святой отец. — Если мы станем обращать слишком пристальное внимание на происходящее, тем самым мы лишь подчеркнем его значимость. А этого следует избегать. Я не думаю, что нам стоит беспокоиться об археологическом лагере и теории Рафуля. Мы найдем возможность блюсти свои интересы другим способом.
— Я только надеюсь, что ваше влияние действительно распространяется достаточно далеко, — вздохнул кардинал.
— Вы можете быть уверены в этом, — ответил отец Леонардо де Микеле.
Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…
Остаток ночи прошел спокойно. Трех нарушителей, подростков из округи, заманило на раскопки любопытство. Сорвавшийся мальчик — его звали Якоб, и ему было одиннадцать лет — отделался переломом ноги и сотрясением мозга, да еще получил несколько болезненных, но неопасных ушибов.
— Он мог погибнуть, — сказала Джина и подала Тому гаечный ключ.
Вокруг лагеря рабочие уже поставили деревянные столбы, чтобы обнести территорию забором. Аарон с самого раннего утра побеспокоился о том, чтобы им привезли достаточно стройматериалов. Треволнения ночи оставили отпечаток на лицах археологов.
— Но он ведь не погиб, Джина, — ответил Том. — Не нужно постоянно представлять себе, что еще могло бы случиться. Он сломал ногу, и ему придется несколько дней провести в больнице. И у него болит голова — так что, возможно, он немного подумает о том, какую глупость совершил.
Профессор Хоук подошел к раскопу вместе с полицейским.
— Черт побери, только этого не хватало, — вздохнул Том и затянул гайку на системе подъемных блоков. — Мы только теряем время. Я хочу закончить затяжку сегодня вечером, пока дождь не пошел.
Джина посмотрела в безоблачное небо.
— Это было бы неплохо.
Хотя до полудня было еще далеко, температура уже достигла тридцати градусов.
— Джина, Том, привет, — поздоровался Джонатан Хоук и указал на своего провожатого. — Это лейтенант Халюц из местного полицейского отделения. Он проводит расследование в связи со вчерашним происшествием. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов.
Том кивнул, улыбнулся и смахнул рукой пот со лба.
— Добрый день, господин Штайн, — подчеркнуто официально произнес полицейский. — Вы главный в этом археологическом лагере?
— Ну да, я здесь кто-то вроде мастера на все руки, — ответил Том.
— Вы родом из Германии?
Том бросил на полицейского вопросительный взгляд:
— Это имеет какое-то значение?
Полицейский снял фуражку и покачал головой. Он улыбнулся.
— Во всяком случае, не то, что вы подумали, — любезно ответил он. — Моя сестра живет в Германии. Недалеко от Штутгарта. А вы откуда родом?
Том расслабился.
— Я родом из Гельзенкирхена. Рурская область.
— Я знаю, — ответил израильский полицейский. — Когда-то мои бабушка и дедушка жили в Леверкузене, прежде чем… впрочем, это к делу не относится. Я хотел только сказать, что с вашей стороны было мужественным поступком спуститься в яму, чтобы помочь мальчику. Я говорил с его семьей. Ему повезло, скоро он снова будет совершенно здоров. Хочу поблагодарить вас от имени его матери.
Том был несколько удивлен.
— Да не за что, — коротко ответил он.
— Мы закрываем дело, — добавил полицейский. — Мальчики получат предостережение, ведь они не настоящие воры. С их стороны это была глупая мальчишеская выходка. Как только вы поставите забор, таких происшествий больше не случится.
— Надеюсь, — ответил Том.
Полицейский снова надел фуражку.
— Не буду вам больше мешать. У вас еще много дел, — заметил он, после чего отвернулся и ушел вместе с профессором Хоуком к палаточному городку.
Монастырь Этталь, близ Обераммергау, Бавария…
Начальник отдела уголовной полиции Штефан Буковски вышел на улицу, сунул руку в карман пальто и достал оттуда сигарету и золотую зажигалку, которую подарил ему на прощание глава координационного бюро Европола в Гааге.
Труп, висящий вниз головой, распятый на деревянных брусьях в кладовой старого аббатства, отнюдь не был приятным зрелищем. Тело убитого священника покрывали раны и ожоги. Без сомнения, мужчину пытали, а затем перерезали горло. Его руки были разведены в стороны и прибиты гвоздями к деревянной балке. Гвоздями длиной в двадцать сантиметров, которые вогнали в его запястья, когда он был еще жив: кровь в ранах означала, что сердце жестоко изувеченной жертвы в тот момент еще билось.
Каменный пол в кладовой был густо измазан кровью. Будто свинья, которую забили и разделали, подумал Буковски, бросив первый взгляд на мертвеца. Однако ввиду святости данного помещения он предпочел не высказывать свою мысль.
— Его пытали, прежде чем убить, — раздался бархатный женский голос за спиной у Буковски.
