За час до полуночи

Как всегда, как бы читая мои мысли, он улыбнулся.

– Ну, как мой внук, переживет нас всех, да, Таска?

– Конечно. Он скоро поправится после ранения, хотя еще и предстоит повозиться с его плечом, чтобы восстановить свободу движений. – Доктор Таска взглянул на меня с нескрываемым недоверием: – Вам пока нельзя пользоваться правой рукой, молодой человек. Постарайтесь об этом не забывать.

Я не стал протестовать.

Он повернулся к моему деду:

– Больше всего меня беспокоит его общее состояние. Он находится на грани срыва. Небольшая нагрузка – и он может не выдержать.

– Ты слышал? – Дед, видно, с трудом удержался, чтобы не ткнуть в меня своей тростью. – Хочешь умереть молодым?

– А что, других предложений нет?

Я постарался, чтобы мои слова прозвучали весело и дерзко, но Таска не пошел мне навстречу.

– Я понял, что вы были в тюрьме?

– Да, почти, – кивнул я. – В египетском каторжном лагере.

– Вас заковывали в кандалы? – У него на лице появились признаки беспокойства. – Теперь понятно. – Он опять повернулся к моему деду: – Когда встанет на ноги, должен прийти ко мне для тщательного обследования, капо.У него могут быть очаги туберкулеза, и есть признаки осложнения от перенесенной лихорадки, что отразилось на почках. Ему потребуется не только лечение, но тщательный уход и отдых, несколько месяцев полного отдыха.

– Спасибо, доктор Киллер, – съязвил я. – Вы меня очень обнадежили.

Таска был совершенно сбит с толку моим замечанием, но мой дед не дал ему опомниться.

– Теперь займитесь девушкой. Я останусь поговорить с внуком.

К стыду своему, должен признать, что только тут я вспомнил о ней.

– Так Джоанна Траскот тоже здесь? Как она?

Он пододвинул кресло и сел.

– С ней все в порядке, Стаси. Таска – специалист по хирургии мозга, притом лучший на всей Сицилии. Он взял с собой переносной рентген и провел тщательное обследование. Ей повезло: череп не поврежден. На голове у нее останется большой шрам на всю жизнь, но хороший парикмахер сможет скрыть этот дефект.

– Не стоит ли положить ее больницу?

Он покачал головой.

– Не стоит. Она не получит там лучшего ухода, а здесь безопаснее.

Я попытался приподняться.

– Хоффер знает о ней?

Он осторожно уложил меня обратно на подушку.

– Знает только, что его приемная дочь умерла. Неофициально, конечно, так что он не объявляет об этом, но говорил со мной по телефону...

– И сказал тебе?

Он кивнул.

– Просил собрать генеральный совет сегодня вечером. Через полтора часа Хоффер будет здесь.

– Я не понял, – сказал я. – Что за генеральный совет?

– А ты думал, мафия – это я, Стаси? – Дед рассмеялся. – Конечно, я капо, капо всей Сицилии, но главные решения принимает совет. У нас есть свои правила, и мы должны их соблюдать. Даже я не могу нарушить их. – Он развел руками. – Без правил мы – ничто.

Вот честная компания!

Я покачал головой.

– Хорошо. Но мне пока еще не все ясно. Не могу понять, зачем Хоффер приедет сюда.

– Сначала расскажи, что же произошло в горах. Начнем с этого.

– Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

– Только кое-что. Так что будь хорошим мальчиком и расскажи мне все.

Я изложил ему события во всех подробностях, начиная со своих первых подозрений. Он выслушал меня совершенно бесстрастно, сохраняя спокойствие и во время моего красочного описания кровавой бойни.

Когда я кончил, он некоторое время хранил молчание.

– Почему ты пошел с ними, Стаси, вот чего я не могу понять. Ты знал, что Бёрк нечестен с тобой. Ты не доверял Хофферу. Догадывался, что даже я не говорил тебе всей правды, и все-таки пошел!

– Бог знает почему, – ответил я и, оглядываясь назад, не смог объяснить своих поступков даже самому себе. – Наверное, какое-то стремление к смерти овладело мной. – Я действительно подумал об этом, но, произнеся эту фразу, тут же понял, что причина совсем в другом. – Нет, не то. Бёрк! Все дело в нем. Что-то связывало нас, а что, я пока не могу определить точно. Что-то мне надо было выяснить, понимаешь?

– Ты его, по-моему, ненавидишь. Вот в чем дело.

Я обдумал его слова и медленно произнес:

– Нет, это сложнее, чем ненависть, гораздо сложнее. Он погрузил меня в свой черный мир, сделал из меня то, чем я не был, использовал меня, как вещь. Там, в горах, объясняя свое поведение, сказал мне, что болен. Но я полагаю, просто искал оправдания. Врал самому себе. На самом деле он прогнил задолго до того, как гниль завелась у него в легких. Ему не нужно оправдываться.

– Теперь мы, кажется, добрались до истины, – в раздумье произнес дед. – Ты ненавидишь его за то, что он оказался другим, не тем, за кого ты его принимал.

Он, безусловно, был прав, но для меня еще не все прояснилось.

– Наверное, так. В те дни, когда я его впервые встретил, Бёрк казался мне единственным настоящим человеком в мире, сошедшим с ума. Он стал для меня абсолютным авторитетом.

– А потом?

– Потом я протрезвел. И во многом изменился, а он – нет. Бёрк всегда был таким же, как теперь, вот в чем весь ужас. Шона, которого я знал в Лоренсу-Маркище и короткое время после, никогда не существовало.

Тишина обволокла нас. Мы оба долго молчали. Наконец я вновь поднял на него глаза.

– Ты знаешь, что они затеяли?

– Только частично, об остальном догадываюсь. Хоффера депортировали из Штатов несколько лет назад после приговора к тюремному заключению за уклонение от уплаты налогов. Там он работал на «Коза ностра», потом перебрался сюда с несколькими своими дружками из американо-сицилийской мафии. Они тут пытались внедрить свежие идеи, как я когда-то говорил тебе: наркотики, проституцию и тому подобное. Мне они никогда не нравились, но они тоже принадлежали мафии.

– "Всех впускать, никого не выпускать?"

– Да. Совет решил, что они имеют право остаться.

– И ты принял их?

Он кивнул.

– Они неплохие организаторы. Надо признать, Хоффер, например, курировал наши интересы на нефтяных месторождениях в Джеле и проделал большую работу, но я никогда не мог доверять ни ему, ни одному из его компаньонов.

– Так это и есть те люди, которые боролись с тобой?

– Именно так. То вместе, то поодиночке, они постоянно донимали меня. Поначалу думали, что легко смогут убедить совет подвинуть старого сицилийского крестьянина, чтобы самим взяться за дело. Когда номер не прошел, они стали пользоваться другими методами.

– Включая и ту бомбу, от которой погибла моя мать? Ты знал, что они попытаются убить тебя при любой возможности, и продолжал работать вместе с ними? – Я покачал головой. – Как акулы, готовы растерзать друг друга на куски от запаха крови.

– Ты не все понимаешь, – вздохнул он. – Совет – вот мафия, Стаси, а не лично Вито Барбаччиа. По правилам им разрешено тут остаться. Все остальное – их частное дело.

– Вы убивали их в соответствии с правилами, ты это хочешь сказать?