— То же могу сказать и о себе, — сообщила Юнона.
Она снова зевнула; Пин встал и направился к двери. Он плавно втянул в себя воздух, принюхиваясь, и задержался на пороге, наблюдая, как девушка убирает свои снадобья обратно в чемодан. Странно, но ему было жаль, что она собирается спать: хотелось бы поболтать подольше. Юнона заметила, что Пин наблюдает за ее движениями, и улыбнулась.
— У нас есть еще кое-что общее, — сказала она.
— Правда?
— Мы оба ищем кое-кого.
— Лично я ищу своего отца, — сообщил Пин. — А кого ищешь ты?
— Человека, который убил моего.
ГЛАВА 20
Из дневника Пина
Ну вот, прошла уже неделя с тех пор, как я повстречал Бьяга и Алуфа — мистер Заболткинс уже разрешил мне обращаться к нему по имени, — и должен сказать, что последние семь ночей были самыми великолепными в моей жизни. Такого глубокого умиротворения и довольства с я не испытывал с тех самых пор, как умерла мать. Отец был совершенно сражен горем, оно изменило его навсегда. Что же до дяди Фабиана — о, как бы я хотел знать, что на самом деле произошло тем страшным вечером! Стоит мне вспомнить про дядю — меня тут же охватывает ярость. Может, и отца охватил такой сильный гнев, что он вцепился в тощую глотку Фабиана?
Впрочем, я стараюсь гнать эти тяжелые мысли. Гораздо приятнее размышлять о новых друзьях, — эти люди настолько сердечно ко мне отнеслись, что, по-моему, я могу уже считать их друзьями. Юнона оказалась занятнейшей собеседницей, и мы много времени провели в разговорах: мы болтаем обо всем на свете, иногда до глубокой ночи. Она очень многое знает о таинственных силах природы, и мне необычайно нравится ее привычка жечь ароматические травы — они действуют превосходно, помогают спокойно уснуть; и от самой Юноны пахнет замечательно — можжевельником. По характеру своему она человек очень серьезный, но чрезвычайно остроумный; и мне кажется, между нами установилась неведомая связь, которая становится все крепче.
Мистер Пантагус держится замкнуто; похоже, он нездоров. А вот Бьяг замечательный парень, у него несомненный талант развлекать людей. Почти каждый вечер после ужина — после того, как перед нами выстраиваются великолепной шеренгой восхитительные пироги миссис Сытвуд и кувшины с пивом, — Бьяга просят спеть какую-нибудь балладу или рассказать историю. Вчера вечером, например, мы слушали балладу «Старый Маккей Доннелли и его осел» в превосходном переложении. Бьяг пел куплеты на мотив «Разбойника из Бэллихули», а мы подтягивали на припеве. Кажется, слова примерно такие:
Потом припев:
Куплетов очень много — я уверен, что он на ходу сочиняет новые, зато это отличный способ времяпрепровождения и отвлекает от грустных мыслей.
Алуф Заболткинс вызывает у меня все большее восхищение. Мне нравится смотреть, как он есть: молча, изящно, красиво — совсем не так, как остальные. Этим он напоминает мне мать. Она всегда очень строго следила за моими манерами, и, когда я гляжу на Алуфа, мне становится стыдно: до чего же я докатился! Он же не только изысканно выражается, но и одевается несоизмеримо лучше, нежели любой из нас. По нынешней моде, принятой там, за рекой, он носит на шее пышные кружева, которые у горла закалывает брошью, украшенной цветным камнем, всякий день новым. Сегодня, например, был рубин. Не уверен, что камень настоящий, но выглядит очень красиво. Манжеты у него тоже кружевные, и шитый золотом жилет сидит на нем безупречно. Подозреваю, что монокль он носит, исключительно чтобы произвести впечатление, ибо этот полезный прибор обычно болтается на цепочке и очень редко оказывается в глазу хозяина. Бьяг и Алуф очень разные люди — и при этом друзья не разлей вода. Мне кажется, их крепко связывает глубокая убежденность, что другой необычайно талантлив и судьба предназначила его для великих свершений.
Сегодня, правда, никаких песен не было, зато за ужином состоялся в высшей степени знаменательный и увлекательный разговор. Началось с того, что Алуф заметил, как я любуюсь его нарядом, и сказал об этом вслух — со своей обворожительной, отработанной долгими упражнениями улыбкой (да-да, именно упражнениями: каждый день я вижу, как он тренируется перед зеркалом, что висит в холле).
— Алуф нам не чета, — сказала миссис Сытвуд. — Порой мне кажется, что мы должны благодарить небо за подобную милость — сидеть за одним столом с таким человеком.
— Дорогая моя миссис Сытвуд, право, вы чересчур любезны, — возразил Алуф, осветив комнату своей ослепительной улыбкой. — Понимаешь, — сказал он, обращаясь ко мне, — я просто вынужден так одеваться. Профессия обязывает.
— А чем вы занимаетесь, мистер Заболткинс? — спросил я с искренним любопытством: я знал, что работает он в необычное время суток, но что именно делает, я не знал.
— Видишь ли, милый мой мальчик, — сказал он, так и лучась от сознания собственной важности, — это не так просто объяснить.
— Он читает по черепам, — угрюмо брякнул Бьяг.
Алуф покачал головой:
— вообще-то. Бьяг, это не совсем так, и, должен признаться, я ожидал большего понимания сути моего ремесла от человека, который считает себя столь высокоученым.
— По черепам? — Мне не терпелось узнать, что это значит.
— По шишкам на голове, точнее, по впадинам и выпуклостям на черепе, — поправил сам себя Алуф. — можно очень многое узнать о человеке, если ощупать его голову.
Должен признаться, я не понял, в чем разница между «шишками» и «выпуклостями», но из вежливости не стал уточнять.
— И для чего это нужно? — спросил я.
Алуф обошел вокруг стола и остановился возле меня.
— Много для чего.
