И вот, совсем недавно, незадолго до убийства, Фабиан пронюхал, где мы живем. Он снова явился требовать денег. Отец пришел в ярость и выгнал его. Но дядя вернулся, когда я был один. Стал расспрашивать про мамины драгоценности. Я рассказал ему правду: все, что было, лежало в ломбарде, кроме единственного предмета, серебряного медальона, с которым маму, в соответствии с обычаем, похоронили. Похоже, дядя поверил, и я был чрезвычайно рад, когда он ушел. Я был искренне убежден, что никогда больше его не увижу.
Услышав, что Фабиан опять приходил, отец впал в страшную ярость. „Подлый ублюдок, — кричал отец, — он использовал тебя, несмышленого мальчишку, в своих грязных целях!“ Он взялся за пальто. „Я знаю, куда Фабиан направился, — сказал он. — И я должен остановить его, пока еще не поздно“.
Я не понял, что отец хотел этим сказать. Прошло несколько часов, а он все не возвращался. В конце концов я отправился на поиски, но на улице было так темно и холодно и по ночам так опасно ходить одному, что я вскоре сдался. А вернувшись домой, обнаружил там Фабиана, который лежал на полу. Задушенный.
Отца я с тех пор не видел.
Все считают, это он убил Фабиана. Но мне трудно поверить, что мой отец оказался способен на такое ужасное преступление. С другой стороны, если он этого не делал, то почему же сбежал? Сначала я мечтал лишь о том, чтобы папа вернулся. Я так долго искал его. Но теперь даже не знаю…»
Пин оглядел сидящих за столом. По выражению лиц было ясно: слушатели разделяют его сомнения.
— Что ж, по крайней мере, теперь у тебя есть и работа, и дом, — ласково сказала миссис Сытвуд. — Может быть, не стоит больше ворошить прошлое.
— Я бы и рад обо всем забыть, — признался Пин, — да вот только Деодонат Змежаб не дает.
После ужина Пин поднялся к Юноне. Оказалось, она ждала его.
— Вот так история, — сказала девушка, когда они сели у огня, вдыхая ароматный травяной дым. — В этом городе и без подобных приключений живется несладко.
Пин только отмахнулся. Ему не хотелось больше об этом говорить. К тому же ему в голову пришла мысль, которой он очень хотел поделиться с Юноной. Он был уже настолько уверен в тех дружеских чувствах, которые их связали, что ни на минуту не сомневался: девушка по крайней мере согласится обдумать его предложение.
— У вас тоже дела неплохо идут, — сказал он. — У тебя с твоим дядей.
— Да уж. Впрочем, недолго осталось.
— Разве?
Юнона обхватила руками колени и застыла так, глядя на пламя.
— На будущей неделе представления в «Ловком пальчике» закончатся.
Они с Пином еще ни разу не обсуждали планы на будущее — с той самой ночи, когда Юнона впервые упомянула о том, что собирается уйти из города. Пин воспользовался случаем, чтобы напомнить ей об этом.
— Я знаю, ты тоже хочешь уйти. — Он помолчал. — А что, если…
— Если что?
— Если мы уйдем вместе?
— Ну, даже не знаю… — неуверенно сказала Юнона.
Пин был готов к этому: он предвидел, что Юноне эта идея не слишком понравится. Ведь она девушка независимая, самостоятельная, привыкла сама заботиться о себе. Порой Пину казалось, она любит и ценит свои снадобья куда больше, чем живых людей. Но он понимал, что сейчас эти снадобья — его верные союзники. Ведь они заставляют Юнону расслабиться. Пин уже тщательно взвесил все «за» и «против» и был совершенно уверен: идея отличная, осталось только убедить Юнону. Он понимал, что, несмотря на общение со сверхъестественным — на ремесло, которым девушка зарабатывает себе на хлеб, — она крепко стоит на земле обеими ногами. Иначе и не выжить в Урбс-Умиде. Поэтому мальчик решил, что лучше всего обратиться к ее здравому смыслу.
— Я мог бы помогать тебе управляться с мадам де Коста. Взять на себя роль Бенедикта.
Юнона засмеялась, в ее голосе зазвучали шутливые нотки.
— Роль? Ты говоришь так, словно речь идет о спектакле. Ты, наверное, забыл:
— Зато я способный ученик, — возразил Пин. Он решил, что настало время открыть козырную карту. — Давай заключим договор, — начал он и тут же понял, что не ошибся. Юнона не могла не принять такой вызов. Глаза ее загорелись, она с нетерпением ждала продолжения фразы. Пин вдохнул полной грудью. — Если я разгадаю, как вы воскрешаете мадам де Коста, ты возьмешь меня с собой, когда будешь уходить из Урбс-Умиды.
Юнона закусила нижнюю губу:
— Хм. Задача не из простых. К тому же я не уверена, что заберу с собой мадам де Коста.
— Все равно, вместе путешествовать безопаснее.
— Наверное.
— И веселей.
— Ну хорошо, — наконец согласилась она и с усмешкой протянула мальчику руку. — По рукам.
Тут сомнения впервые возникли у Пина. А что, если у него не получится разгадать тайну костяной магии?
Повстречавшись с Юноной, Пин вдруг осознал, до чего же он одинок. Мысль о том, что она уйдет из города, а он останется, очень его удручала. Теперь же у него по крайней мере появилась надежда начать новую жизнь. Конечно, нельзя было забывать и о мистере Гофридусе; однако он-то как раз непременно одобрил бы решение Пина самостоятельно прокладывать себе дорогу.
— Одного не могу понять, — признался Пин. — Меня сбивают с толку ваши частные сеансы… ну, как с Сивиллой. Я хочу сказать, представление перед толпой зрителем, оживший скелет — это дело одно, а вот настоящий покойник…
— Ты же видел мистера Белдинга. Они с Сивиллой ужасно поссорились. Он сказал, что она не любит его, и всего пару минут спустя бедняжку переехала повозка. Он мечтал только об одном — о возможности по-настоящему попрощаться с ней. Мы дали ему такую возможность.
— По крайней мере, так думает он, — задумчиво произнес Пин. — Но я выясню правду.
Юнона криво усмехнулась:
— Ты действительно думаешь, что сможешь во всем разобраться?
Мальчик кивнул:
— Я точно знаю, что этого не могло быть. Лично я живу в мире, где мертвые не воскресают.
— Тебе бы стоило быть доверчивее. Иногда это очень полезно — верить в чудо.
— В этом городе чудес не бывает, — твердо ответил Пин.
ГЛАВА 22
Алуф Заболткинс
Миссис Синтия Экклстоп беспокойно ерзала в кресле с высокой спинкой (обитом лучшим заморским шелком, с изящными тонкими ножками, вырезанными вручную слепыми мастерами, живущими в дремучих лесах субконтинента). Глаза ее так и бегали туда-сюда, то и дело задерживаясь на каминных часах. Золотые стрелки показывали половину двенадцатого. Ее подруги, которых угостили чаем (смесью сортов по особому
