разъяренный бык.
Первого он ухватил одной рукой за воротник, другой – за штаны, размахнулся и швырнул головой вперед, так что бедолага грохнулся на столик, который развалился под ним. Во все стороны полетели бутылки и стаканы. Послышался истерический женский визг. Дефорж переключил внимание на другого парня из тех, что увлеченно обрабатывали Стрэттона. Его мощный кулак взмыл вверх и обрушился подобно молоту точно в основание черепа.
Арни мощным прыжком оказался на спине еще одного из нападавших; оба упали и покатились по полу, вцепившись один другому в глотку. Остался последний, кто все еще прикладывал максимум старания для того, чтобы вышибить Стрэттону мозги. Но англичанин сумел откатиться в сторону, перехватить занесенную для очередного удара ногу и свалить противника.
Дефорж двинулся ему на помощь, но не успел. Да Гама, который секунд двадцать или тридцать неподвижно стоял у стойки, наблюдая за развитием событий, наконец решил вмешаться. Он ринулся сквозь толпу с удивительной для его комплекции скоростью и напал на Дефоржа сзади, захватив горло рукой, которая больше походила на стальной крюк.
Арни и Стрэттон по-прежнему были полностью заняты своими клиентами. Стало ясно, что никто больше вмешиваться не будет. Да Гама усилил нажим. Руки Дефоржа тщетно пытались ослабить захват, который грозил оказаться смертельным. Лицо его побагровело.
Меня начало трясти; голова, казалось, распухла, словно шар. Рев толпы доносился откуда-то издалека, подобно морскому прибою. Илана завопила, но я не слышал ее голоса. Потом она вскинулась и бросилась на Да Гаму, как дикая кошка. Он отшвырнул ее свободной правой и еще сильнее сжал горло Дефоржа. Внезапно на каменной маске его лица появилась одна из самых жесточайших улыбок, которые мне приходилось когда-либо видеть.
Наверное, все мои попытки уничтожить каждого садиста, каждого безмозглого чурбана, с которыми приходилось сталкиваться в жизни, выплеснулись в то мгновенное движение, которым я поднял над собой стул и со всего маху опустил на эту ненавистную голову. И передо мной сразу всплыло множество лиц. Того капитана школьной регбийной команды, который измывался надо мной – мальчишкой; курсанта- старшекурсника военного училища, который отвечал за подготовку новобранцев, когда я только что попал во флот; одного офицера морской авиации, который доводил молодых и неопытных пилотов не просто до пределов выносливости, а до изнеможения... Но больше всего эта голова напомнила мне санитара из того заведения, где я проходил курс лечения, – двуногого зверя, который получал садистское наслаждение, избивая умственно неполноценных до бесчувствия, когда их истерические вопли мешали ему играть в карты во время ночных дежурств.
Стул развалился на части. Я размахнулся тем, что осталось в руках, и нанес еще один удар. Ошметки моего оружия разлетелись в разные стороны. Да Гама взревел от боли и выпустил Дефоржа. Тот повалился на пол. Португалец развернулся ко мне. Из рассеченного черепа по лицу струилась кровь. Я швырнул последний кусок стула ему в физиономию и отскочил назад.
Он ринулся на меня, вытянув вперед руки, готовый смести все на своем пути. Я вильнул в сторону и толкнул ему под ноги очередной стул. Да Гама споткнулся и грохнулся на пол. На соседнем столике мне подвернулась бутылка шнапса. Ухватив ее за горлышко, я хватанул донцем о край стойки бара, прыгнул к лежащему и придавил его коленом, прежде чем тот успел шевельнуться.
Бутылка с отбитым донышком – страшное оружие. Острия вонзились португальцу под подбородок. Зазубренные края рассекли до крови его напряженную шкуру. Одно движение – и с ним все кончено; он сам это понимал. Страх проступил на его лице, как пена в грязной луже.
До сих пор не знаю, смог бы я убить его или нет, потому что звук выстрела привел меня в чувство. Тишина в помещении могла бы сравниться только с затишьем на море после шторма. Олаф Симонсен с пистолетом в правой руке подошел ко мне.
– Достаточно, Джо, – произнес он по-английски. – Теперь моя очередь.
Я встал и аккуратно положил битую бутылку на стойку бара. Я до сих пор находился в некотором ошеломлении и видел все как бы со стороны. Видел, что Да Гама лежит по-прежнему на полу, что Дефорж с помощью Арни и Сары Келсо уже встал на ноги, что Стрэттон как ни в чем не бывало стоит у края танцевальной площадки и аккуратно стирает платком кровь со щеки.
Симонсен выстроил Да Гаму и тех парней из его команды, которые могли стоять на ногах; вдоль стенки бара. Двое до сих пор валялись на полу, не подавая признаков жизни, еще один – тот, которого Дефорж швырнул, как мешок с углем, сидел на стуле, прижимая к себе сломанную, по всей видимости, руку.
Симонсен, по-прежнему держа свой автоматический пистолет наготове, подошел ко мне. За спиной у него Да Гама, утирая кровь с шеи, зыркал в мою сторону.
– Иди домой, Джо, – снова по-английски сказал он. – И забирай с собой своих друзей. Я поговорю с тобой позже.
Но я стоял, тупо уставившись на него, до тех пор, пока не подошла Илана, уже в меховой шубке. Она была очень бледной, ее била дрожь но голос звучал очень спокойно.
– Думаю, Джо, нам лучше уйти отсюда, пока еще есть выбор.
Я крепко ухватился за протянутую руку и поплелся за ней, покорный, как овечка.
Окончательно я пришел в себя лишь после того, как залез в душ и заставил себя выстоять там две минуты под ледяной водой, а потом как следует растерся полотенцем. Пока я одевался, в дверь постучали, и вошел Арни. Под правым глазом красовался здоровенный синяк. Костяшки пальцев были сбиты до крови, но он весело улыбался.
– Неплохой вечерок, а? Как себя чувствуешь?
– Жить буду. Что с Дефоржем?
– Сейчас с ним Илана. Я иду домой переодеваться. Вся рубашка в крови. К счастью, не в моей. Вернусь через полчаса. Встретимся в баре.
После его ухода я оделся и пошел к Дефоржу. На мой стук открыла Илана.
– Ну как он? – спросил я.
– Сами посмотрите.
Он лежал на спине, укрытый пуховым стеганым одеялом, и ритмично храпел, слегка приоткрыв рот.
– Виски его победило, – заметила Илана. – Когда он проснется, наверняка решит, что все это – просто кошмарный сон.
– Мне и сейчас так кажется, – откликнулся я.
Она серьезно посмотрела на меня и явно что-то хотела сказать, но раздался стук в дверь. Пришла Сара Келсо.
– Я хотела узнать, как себя чувствует мистер Дефорж.
– Если бы его могли видеть сейчас его поклонники! – махнула рукой в сторону кровати Илана.
Сара подошла и наклонилась ближе.
– Часто с ним такое случается?
– Нет, всего четыре-пять раз за неделю.
Миссис Келсо положила на прикроватную тумбочку бумажник из крокодиловой кожи.
– Оставляю его здесь. Я подобрала его в Фредериксмуте. Наверное, он выронил его во время драки.
– Вы уверены, что это бумажник Джека?
– Я заглянула внутрь, – кивнула та. – Среди прочего там письмо, адресованное ему. – Она пошла к двери, но остановилась на полпути. – Вы устроили великолепное представление, мистер Мартин. Вы удивительный человек. Даже не могу себе представить, что бы вы сделали, если бы в тот момент не появился сержант.
– Мы и не узнаем, не так ли, миссис Келсо?
– Надеюсь, что нет.
Дверь наконец мягко закрылась за ней.
– Пожалуй, нам следует оставить его в покое, – произнесла Илана. – Не могли бы мы перейти в мою комнату? Я хотела бы с вами поговорить.
Ее комната располагалась по соседству, что и следовало ожидать. Почему-то я почувствовал безотчетное раздражение, причем уже не в первый раз. Объяснить себе причину этого я не мог. Она
