Дорогая Полли
Я прожил в Визипиттс-холле почти десять дней и более или менее изучил его. После моего первого разговора с леди Мандибл (и тем, кого я даже называть не хочу) мы с Герульфом по пути в мою комнату прошли опять через холл. На этот раз сознания я не терял и разглядел, что стены его украшены охотничьими трофеями, добытыми несколькими поколениями Мандиблов: головами оленей, медведей, кугуаров, десятками пар рогов ровных размеров и ветвистости. Там был даже якостар — редкое и необычное животное. Я подумал, что ему, с его большими глазами и тонко вылепленной мордой, не место среди прочих диких зверей. Но наибольшее впечатление производила красовавшаяся в самом центре экспозиции огромная голова свирепого кабана — несомненно, косматого вепря. Его подстрелил старый лорд Мандибл, отец нынешнего хозяина замка. Последний гоняется за вепрем чуть ли не ежедневно, но пока что без успеха. Что касается того веря, о котором говорил Оскар, то я нигде не обнаружил ни его головы, ни того самого кресла и не могу сказать, чтобы жалел об этом. Меня не удивило бы, если бы этот подонок с извращенной психикой держал их в своей спальне — это было бы вполне в его духе.
Герульф отвел меня в одну из башен западного крыла — наверное, самый дальний уголок замка. Мы поднимались в башню по крутой спирали каменных ступеней; похоже, уже много лет никто тут не ходил. Со стен свисала паутина — плотная, как кружевная скатерть, ошметки ее оседали у меня в волосах, а над головой метались летучие мыши. От стоявшего в воздухе зловония можно было задохнуться. Мне отвели просторную комнату на самом верху башни, в комнате не было ничего, кроме кровати, стола и стула. В течение первой недели я дополнил обстановку кое-какими предметами роскоши — кувшином для воды и ночным горшком. В общем, я устроился неплохо. В комнате есть камин, и мне даже удалось его затопить, только он нещадно дымит.
Визипиттс-холл великолепен во многих отношениях. На полах мозаика, выложенная замысловатым рисунком, стены обтянуты декоративными тканями и увешаны гобеленами. Повсюду картины, статуи, резьба, все блестит, как золото. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше замечаю во всем следы вмешательства леди Мандибл, которое каким-то образом убивает красоту. Лишь части замка, отведенные слугам, избежали воздействия ее экстравагантных вкусов — как и извращенных наклонностей, так что я могу считать, что мне повезло. Именно об этом меня предупреждали жители Пагус-Парвуса.
А вот уютным жильем замок назвать никак нельзя. Возьмем, например, потолок в большой столовой, где будут пировать во время Зимнего праздника. На нем среди облаков изображены сцены с участием небожителей, но если присмотреться, то увидишь за спинами ангелов беспутных эльфов, показывающих им нос и принимающих непристойные позы. Вдоль коридоров оцепенело сидят на подставках оскалившиеся чучела животных, а в глазах их застыл страх. Тут лисы, куницы, белки — все лесные обитатели. Но это еще ладно, там выставлено много таких вещей, которым место разве что в кунсткамере. У леди Мандибл страсть ко всему мрачному и потустороннему: костям святых, посмертным маскам и орудиям пыток; в разных темных углах она держит банки с жидкостью, в которой плавают зародыши каких-то странных животных, — она говорит, что собирает их из интереса к науке. Когда пробираешься мимо этих экспонатов по ночам, так прямо мурашки бегают по Телу. И тут я подхожу к главному, о чем хотел написать.
На следующее утро после моего приезда Герульф показал мне маленькую комнату на третьем этаже с окнами на север, где я буду разводить бабочек. Я называю ее питомником, или инкубаторием. Там темно и прохладно, что в данном случае и требуется. Герульф заказал для меня в городе все необходимое. Я сижу в этом инкубатории целый день и сооружаю камеры для коконов. Они будут содержаться в полузамороженном состоянии до праздника, а потом я подогрею их, из них вылетят бабочки и дадут свое предсмертное представление. Конечно, трудно точно рассчитать этот процесс с предельной точностью, но я надеюсь, что смогу оправдать ожидания леди Мандибл. Как именно она хочет использовать бабочек, мне не вполне ясно, и возникают самые разные подозрения. Бабочки, так или иначе, долго не просуществуют — они и в природе-то живут всего несколько дней после вылупления. И вообще, моя голова занята другими, проблемами, как ты знаешь.
Именно об этих проблемах я размышлял как-то вечером, трудясь над камерами для бабочек, когда услышал какой-то шум за дверью. Выглянув, я увидел того самого человека, который только что занимал мои мысли, — так называемого барона! Он крался куда-то по коридору и свернул за угол. Мне стало любопытно, и я последовал за ним. Но когда я дошел до угла, барона нигде не было видно, так что преследование пришлось прекратить.
Я вернулся в инкубаторий и задумался. От Боврика можно было ожидать любых пакостей, но что он замышлял на этот раз? «Надо будет следить за ним повнимательнее, — заключил я, — не хватало только, чтобы его махинации помещали моим планам». Я доказал, что могу решить почти любую загадку, и эту решу тоже. Я не позволю этому типу снова одурачить меня.
Днем следить за Бовриком легче Он заходит ко мне почти ежедневно — проверяет, как движется работа. Каждый момент в его присутствии — это мучение: он не выходит из роли могущественной высокородной персоны и то и дело норовит просветить меня лучом, испускаемым его новейшим стеклянным глазом. Но я отвечаю на его вопросы, сжав зубы, и терпеливо жду, когда он уйдет. А мой план между тем принимает все более определенные очертания. Вряд ли можно будет осуществить его до праздничного вечера, который уж точно запомнится всем — и не только благодаря бабочкам леди Мандибл. Но больше пока не буду писать о моих замыслах, а то еще кто-нибудь разузнает о них.
Помимо инкубатория провожу много времени на кухне. Миссис Малерб, кухарка (в обхват примерно такая же, как в высоту), очень приветлива со мной. Она жалуется, что ее замучили приготовления к празднику. Леди Мандибл хочет устроить обед по образцу пира Трималхиона, одного из персонажей книги древнеримского писателя Петрония. Я читал эту книгу со своим учителем, когда изучал античную классику. Трималхион был рабом, но добился свободы, разбогател и стал могущественным человеком. Он прославился своими роскошными, бьющими на эффект пирами. Когда я сказал это миссис Малерб, она только сердито фыркнула в ответ.
Здешние слуги любят посудачить о городе. Они считают, что жизнь там буйная и жестокая, в чем я не стал их разубеждать. Я рассказал о том, как зарабатывал загадками, и теперь они каждый день упрашивают меня, чтобы я устроил им это развлечение. Сегодня утром я загадал там загадку о вздорной королеве (напишу ее для тебя в конце письма).
Понятно, что разговор часто заходит и о семействе Мандиблов. Лорд Мандибл, похоже, совсем не такой, как его жена. Я видел его всего раз или два. Выглядит он не слишком представительно. Голова у него брахицефалического типа — то есть больше в ширину, чем в длину, и он уже лысеет, хотя еще довольно молод. Одна нога у него сухая, и когда он ходит, то сильно шаркает ею, так что подкрасться к человеку незаметно, как Герульф, он не может. Герульф же появляется и исчезает совершенно бесшумно, как призрак. У лорда Мандибла два увлечения: охота на вепря и игра на отцовском клавесине, — он проводит все время либо за одним из этих занятий, либо за другим. Играет он как-то странно — мои уши его музыку не воспринимают. Кроме того, у него есть два любимца: кошка Поссет и кот Перси. Иногда они прогуливаются по клавишам клавесина, и, откровенно говоря, не всегда угадаешь, кто из них троих играет на инструменте.
Леди Мандибл не страдает от того, что супруг, уделяет ей мало внимания, — с ней всегда либо Герульф, либо Боврик. Этот прирожденный паразит ловит каждое ее слово, но любит высказать и собственное мнение. Она делает вид, что слушает его, но трудно угадать, что у нее на уме. При этом у нее такой взгляд, какой мне очень часто случалось видеть у горожан, живущих на северном берегу. Характер у леди Мандибл, как мне кажется, довольно беспокойный: ей постоянно нужны какие-нибудь развлечения, без них она скучает. На этой неделе она приказала сменить портьеры во всем доме Миссис Малерб возмущенно заметила, что они провисели всего полгода. Ни для кого из слуг, не секрет, что кухарке больше по сердцу лорд Мандибл (ему нравятся ее пирожки), а на капризы его супруги у миссис Малерб нет ни времени, ни терпения. Барон ей тоже не нравится. Она считает его высокомерным позером, которому нельзя доверять, и убеждена, Что он поддерживает прочные отношения с дьяволом. К тому же, говорит она, невозможно иметь дело с человеком, если он даже посмотреть на тебя прямо не может, пусть хоть и одним глазом. Сама понимаешь, что спорить с ней я не стал.
Как мне пришлось убедиться без всякой радости еще по дороге сюда, Визипиттс-холл возведен на скалистой вершине горы. Почти каждый день здесь идет снег, очень часто все окутано густым серым
