Замечательный коньяк. На Новый год шеф подарил, – заискивающе глядя на Залепина, сказала она и попятилась к выходу из комнаты.
Михаил оказался рядом, обнял ее за плечи и подтолкнул обратно к столу.
– Коньяк – это хорошо. Сейчас подпишем документы и отметим. Да, Антон Петрович?
– А чего же не отметить, – крякнул нотариус. – Отметим всенепременно.
– Простите, мне надо в туалет, – пролепетала Ирина, пытаясь высвободиться из лап Михаила.
Залепин вдруг схватил ее за волосы и склонил голову над документами.
– Садись и подписывай, хватит нам мозги крутить, – тихо сказал он. – Подписывай, радость моя, и мы мирно расстанемся.
– Нет, – прошептала Ирина.
Михаил изо всей силы стукнул ее головой о стол, из глаз посыпался фейерверк искр, во рту появился солоноватый привкус крови. Ударившись о столешницу, она прикусила губу.
– Нет! – упрямо повторила Ирина.
Капля крови изо рта капнула на белый лист договора. Заметив это, Зацепин словно взбесился. Отшвырнул ее на стул, сгреб со стола бумаги, свернул в трубку и, размахнувшись, влепил ей пощечину. Боли она не почувствовала, только удивление. Все казалось дурным сном, миражом. Ее бьют в собственной квартире. Как это возможно? Сейчас не 90-е годы. XXI век на дворе.
– Мишенька, ну что же ты так с женщиной обращается, – закудахтал нотариус, взгромоздил на стол свой «дипломат», деловито выудил оттуда пластиковую папку и помахал ею в воздухе. – Вуаля! Еще один экземплярчик договорчика нашелся. Так что незачем так волноваться. Подписывайте, милая Ирина Андреевна. По-доброму вас просим. Войдите в наше положение. Мы столько времени на вас потратили. Все так хорошо складывалось, а вы вздумали артачиться. Некрасиво себя ведете.
– Я не буду ничего подписывать! Убирайтесь! – сквозь зубы процедила Ирина.
Залепин размахнулся и снова ударил ее по лицу, на сей раз рукой. Ладонь оказалась тяжелой, в ушах зазвенело, но в мозгах просветлело. Надо действовать, спасать себя и дочь. Она вскочила и бросилась к окну, распахнула форточку. Позвать на помощь не успела, Михаил снова оказался рядом, закрыл ей рот ладонью и потащил за стол.
– Не вздумай, тварь. Еще одно неверное движение, и я займусь твоей слепой сучкой. Трахну девку у тебя на глазах. Говорят, у незрячих чувственность очень высокая. Давно мечтал это проверить. Хочешь?
– Нет! – тихо выдохнула Ирина, на лбу выступили капли пота. Залепин не блефовал, он сделает то, что обещает, и сделает с удовольствием. Но если она подпишет бумаги, то их убьют. Надо тянуть время.
Залепин придвинул стул, сел рядом, положил ручку поверх договора и неожиданно погладил ее по волосам.
– Да ты не волнуйся. Мы же не звери, предоставим вам другое жилье и даже денег дадим на жизнь. Поедешь со своей слепой курицей на природу. Огородик заведешь. Зачем тебе четырехкомнатная квартира на Фрунзенской? Ты же одинокая тетка, мужика нет, родственников нет, а дочка твоя вряд ли когда-нибудь расплодится. Кому она, на хрен, сдалась – инвалидка слепая. На природе вам будет хорошо вдвоем. Может, и мужичок какой-никакой подвернется. В деревне мужички непривередливые. Дочку, может, какой хрен тоже осчастливит по пьяни. Внука она тебе родит. Ты тоже неплохо сохранилась, сразу видно – баба скромная, но горячая. Будешь нарасхват. Бухгалтершей устроишься на ферму. Натуральные продукты начнешь в дом таскать. Не жизнь, а рай. Подписывай, радость моя.
– Да, да, конечно, я все сделаю, как вы говорите, – пролепетала Ирина, взяла ручку. Она не верила ни одному слову Залепина. Такие люди не оставляют свидетелей. Когда она подпишет документы, их просто увезут в пригород и убьют. Или здесь убьют, а потом увезут и закопают. Зачем тратиться на домик в деревне. Когда срок погашения ссуды пройдет, переоформят квартиру на контору на законных основаниях. Никто не будет их искать. Родственников нет. Работодатели хватятся ее только через месяц, когда балансовый отчет нужно будет сдавать. Выяснят, что она продала квартиру, съехала. Проверят счет, выяснят, что все в порядке. Уволят, и дело с концом. Мошенники все просчитали. Все про нее выяснили. Диагноз дочери, ее мечты ребенка вылечить, ее интерес к генетике. Про то, что одинока. Откуда? Откуда они все узнали? Ясно одно – Людмила Петровна с ними заодно. Она не случайно появилась в поликлинике. Не случайно завела с ней светский разговор. Это целая шайка. Как мастерски они запудрили ей мозги. Как умело надавили на больные точки. Развели дуру. Как же она могла повестись? У нее же высшее образование и аспирантура за спиной. Она кандидат физико-математических наук, главный бухгалтер нескольких фирм. Может быть, в кофе ей что-то плеснули? Или методом гипноза зомбировали? Как она не догадалась сразу, когда Людмила несла ерунду про отдельную оплату работы врачей. Она сама себя зомбировала. Верила в то, во что хотела верить. В чудо верила, а подонки умело манипулировали ее верой и подвигали ненавязчиво к тому, чтобы она заложила квартиру. Словно в дурмане, она шла на эшафот и радовалась, как дура. Вспомнилось напряжение Людмилы Петровны, когда она отказалась от «проверенного» агента и заявила про банк. Еще бы аферистке не нервничать. Желанная квартира могла уйти из-под носа. Получи она ссуду в банке, мошенники заработали бы всего четыре миллиона, которые она перевела бы на счет филькиного научного центра за лечение дочери. Какое счастье, что Алешке она ничего не рассказала. Квартиру она потом в любом случае бы потеряла, потому что четыре миллиона все равно никто возвращать ей не собирался. Но самое бесчеловечное зло в этом деле не потеря квартиры, а рухнувшая надежда на исцеление. Вот она – расплата за грехи. Надо было принять все. Крест свой нести смиренно, а не пытаться перехитрить судьбу. Все без исключения ей долдонили – успокойся, а она не слушала. Никого не слушала, жила иллюзиями.
«Господи, прости мне все прегрешения и помоги! – мысленно взмолилась Ира. – Забери мою жизнь, но сохрани жизнь ребенка. Она хорошая девочка. Если и причинила кому зло, то невольно. У нее доброе сердце и помыслы. Она ангел. Слепой ангел. Вдруг сгодится еще на земле».
– Мама, что здесь происходит? – раздался за спиной встревоженный голос дочери. Ирина вздрогнула. От ужаса снова заболело сердце, заболело так, что не продохнуть.
– Все хорошо, солнышко. Иди, – хрипло сказала она, не узнав собственного голоса.
– Так вот ты какая – птица феникс! – присвистнул Залепин и направился в сторону Алешки. У Ирины от ярости потемнело в глазах. Она выхватила из письменного прибора нож для резки бумаги, метнулась к Залепину и изо всей силы всадила лезвие ему в спину. Залепин медленно обернулся, с удивлением посмотрел на Ирину и осел на пол. Нотариус завизжал, как укушенный, бросился к ней. Ирина перегородила ему дорогу и закричала:
– Беги, доченька! Спасайся! Это плохие люди! К Манюне беги! Она поможет. Умоляю! Ради меня! Если любишь! Делай, как я говорю!
Старик налетел, как коршун. Ирина изо всей силы отшвырнула его тщедушное тело от себя, захлопнула ногой дверь в кабинет, прижалась к ней спиной и погасила свет. Комната погрузилась в темноту. Нотариус снова оказался рядом, ударил ее чем-то тяжелым по голове. Ирина упала, дальше последовало несколько сильных ударов ногой по ребрам... Бил не старик, а Залепин. Он уже поднялся и навис над ней. Удар. Еще удар. Боли она не чувствовала, молилась за дочь.
Громко хлопнула входная дверь.
– Оставь ее, идиот! Убьешь! – закричал старик.
– Эта сука мне плечо продырявила, – прорычал Залепин, снова ударил ногой. Внутри как будто что-то сломалось, и сердце разорвалось на куски. Из горла выплеснулось что-то горячее.
– Хватит! – завизжал нотариус. – Девку лови!
Залепин бросился к двери, но, чтобы ее распахнуть, пришлось оттащить Ирину с порога. Она из последних сил схватила его за ботинок. Залепин не удержал равновесие и упал, стукнувшись головой о косяк. Дверь в кабинет со скрипом отворилась. Матюкаясь, он поднялся, выбежал в прихожую, на лестничную клетку, побежал вниз по ступенькам. Звуки его шагов эхом отзывались в голове.
Вспыхнул свет в комнате. Нотариус склонился над Ириной, похлопал ее по щекам, пощупал пульс на шее, выругался.
Спустя несколько минут тяжелые шаги Залепина проследовали обратно в кабинет.
– Убежала! Как сквозь землю провалилась!
– Идиот! Слепую овцу найти не смог, – взбесился нотариус и заметался по комнате, сгребая в
