– Погоди, – отмахнулась Проня. – Дай подумать.
Проней называли судебного медика Машу Сухареву, которая на сухарь совсем не походила, а напоминала сдобную булочку. Милая, спокойная, румяная и любимая всеми блондинка с короткими вьющимися волосами.
Пока Проня думала, майор разглядывал старомодный интерьер просторной квартиры. Когда-то в семье явно был достаток, но все здесь словно замерло во времени. Старая мебель, масляные картины в тяжелых рамах на выцветших обоях, настенные часы, море книг, цветов. Ремонта в квартире не было давно, но она не выглядела совсем запущенной, ее старались поддерживать в чистоте и освежали недорогими деталями. Новые занавески, мягкая мебель отреставрирована, перетянуты кресла и стулья, окна, подоконники и кухонные ящики подмазаны масляной краской. В отличие от квартиры старухи Иваньковой, запущенной до крайности, здесь было даже уютно.
Смерти обеих жертв различались между собой по способу убийства, но были явно созвучны. Если бы не этот труп, убийство бабки из верхней квартиры можно было бы смело списать на неудачное ограбление наркоманами. Теперь придется оформлять дела в одно производство. Мало ему самоубийства писателя Коновалова. Жена его, зараза, всю плешь проела. Игорь Вениаминович провел рукой по густым волосам, словно проверяя, не наметилась ли там в самом деле плешь. Чем больше он общался с супругой погибшего, тем сильнее убеждался, что литератор по собственной инициативе свел счеты с жизнью. С такой бабой жить – проще удавиться, в данном случае – утопиться.
Из-за давления на следственное управление творческой интеллигенции, которую подняла на уши супруга писателя, по факту смерти гражданина Коновалова пришлось возбудить уголовное дело. В ходе расследования всплыли подробности конфликта литератора с другим модным сочинителем, пообщавшись с которым следователю самому захотелось вступить на путь криминала и утопить надежду русской словесности собственными руками в унитазе управления.
К счастью, давний конфликт к делу отношения явно не имел, и следователь сосредоточился на неизвестной девушке, которая, по словам очевидца, общалась с Коноваловым незадолго до его смерти на набережной. В результате следственных мероприятий у Игоря Майорова появился фоторобот и словесный портрет высокой блондинки с тростью. Он терялся в догадках: либо свидетель перепутал трость с зонтом, либо у девушки заболевание опорно-двигательного аппарата, травма ноги, либо она до крайности эксцентрична. Опера начали прорабатывать местные травмопункты и поликлиники на предмет выявления блондинки-хромоножки. Пока безуспешно.
Теперь новое дело. В сто семнадцатой квартире творилась полнейшая неразбериха. По словам криминалиста, убили гражданку Симакову в кабинете, там же обнаружено предположительное орудие преступления – нож для резки бумаги со следами крови и отпечатками. В кабинете ковер пропитан кровью, вещи, книги, бумаги раскиданы, явно что-то искали в спешке. В коридоре видны следы волочения. Сначала тело оттащили в ванную. Там его положили на большое банное полотенце, губкой смыли внешние следы насилия и оттащили труп в спальню. Затем положили его на кровать, которую предварительно перестелили, а тело переодели в новую одежду. Было ощущение, что они столкнулись с ритуальным убийством, которое совершил человек с явным отклонением в психике. Действия преступника логике не поддавались.
На столе, дверных ручках, раковине и в ванной остались кровавые отпечатки. В одной из комнат на полу женские вещи со следами крови, предположительно принадлежащие дочери убитой, обрывки старых газет, веревка. На кухне остатки ужина. Судя по всему, до печальных событий в квартире мать и дочь собирались ужинать. Накрыто на две персоны, но тронута еда только в одной тарелке. Кто-то отвлек одного участника застолья? Или близкие поссорились? Опрокинутый табурет, мятая салфетка на полу... На холодильнике распакованная коробка с сердечными каплями, рюмка с характерным лекарственным запахом, пустой тюбик из-под нитроглицерина.
Судмедик перевернула тело на живот.
– Вот оно! – обрадовалась Маша. – Теперь понятно образование следа крови на груди. Игорь, глянь! Платье разрезано по шву сзади, потом зашито. Очевидно, его надевали на окоченевший труп. Труп переворачивали, и, когда зашивали платье, немного крови из раны вытекло. Что характерно: основные следы крови с тела смыли.
В комнату заглянул криминалист Вадим Каримов, невысокий юркий брюнет средних лет.
– Я же тебе говорил, что труп в ванной комнате в порядок приводили. Маньяк, что ли, работал, никак не пойму. Я с таким убийством впервые сталкиваюсь, – подтвердил он опасения следователя. – Пахнет психическим отклонением.
– Не пахнет, а разит, – сказал Майоров.
– Игоряш, – позвала Проня. – Описываю общую картину. На теле и лице потерпевшей следы побоев. Одно ребро сломано. Судя по тому, что кровь горлом пошла, внутренние органы повреждены. Смерть предположительно наступила от удара колющим предметом в область сердца. Но точно сказать не могу. Сложно понять без вскрытия, потому что тело помыли и переодели. Что еще... Не хочу тебя расстраивать, Игорь, но, похоже, ваш гражданин Германии тут совершенно ни при чем. Когда Бензел сегодня с утра звонил в дверь этой квартиры, гражданка Симакова была уже мертва не меньше двенадцати часов.
– Вчера грохнул, сегодня вернулся и как ни в чем не бывало позвонил в дверь, – вставил свои пять копеек полицейский местного ОВД Ушаков, который прибыл на место преступления одним из первых с напарником и произвел задержание гражданина Германии. – Или добить дочку приехал? Но вместо дочки грохнул старуху-соседку.
– А дочка сидела тихо и ждала, когда он вернется, – гоготнул Каримов.
– Дочка у старухи пряталась, – упрямо выдал новую версию Ушаков.
– Спряталась у соседки и не сказала ей, что мать убили? Ждала, пока убийца за ней явится? – язвительно заметил следователь. Ушаков его раздражал. – Собственно, меня именно это и смущает. Почему дочка Симаковой не позвонила в полицию? Не позвала на помощь соседей? Она же вроде инвалид по зрению, а не по мозгу? Телефон в квартире работает. Чтобы набрать 02, особой науки не надо.
– Может, Бензел никуда и не уезжал! – сыпал версиями Ушаков. – Может, он девушку всю ночь истязал, фашист проклятый? Одежда девчонки вся в кровище измазана, веревка в комнате.
– Около десяти вечера вчерашнего дня гражданин Германии отправился в стрип-клуб, потом около часу ночи оттуда вышел, взял такси и вернулся в отель, где провел всю ночь до утра. Опера проверили, все подтвердилось. У немца алиби железное на момент убийства Симаковой.
– Правильно! Время смерти ведь предположительное. Бензел убил Симакову, связал девку, оставил, уехал в клуб, чтобы обеспечить себе алиби. Девчонка к утру отвязалась и к старухе побежала. В это время вернулся Бензел и ломанулся за ней. Старуха пыталась слепую защитить. Тогда Бензел ее по башке табуреткой хрясь. Пока они боролись, девочка тю-тю – сбегла.
– Бред какой! – не сдержавшись, поморщился Майоров. – Зачем ему связывать девочку, уезжать, приезжать. Он вполне мог грохнуть их обеих сразу и поехать в клуб, чтобы обеспечить себе алиби.
– Жаль слепенькую стало, – буркнул Ушаков. – Она ведь сестра его, – добавил он, вложив в голос как можно больше сочувствия. От подобной глупости Майорова слегка перекосило.
– Так, заткнись, Ушаков. Ты меня сбиваешь все время. Ксения Иванькова звонила матери в половине девятого утра. К телефону подошла Алешка. Тьфу! И ко мне прилепилось. К телефону подошла инвалид по зрению Елена Симакова, которая находилась в тот момент в квартире убитой старухи. А Бензеля мы задержали на месте преступления в восемь часов сорок минут. Спустя пять минут после того, как на пульт дежурного раздался звонок от Ксении... Как ее? Забыл фамилию...
– Иванькова, – участливо подсказал Ушаков.
– Да, Иванькова вызвала полицию. На вызов первой прибыла патрульная машина местного отделения. Смерть же старушки произошла, по словам Прони, предположительно между половиной восьмого и восемью часами утра. Тело еще недостаточно остыло, поэтому вероятность ошибки, по словам Прони, маловероятна. То есть гипотетически гражданин Германии Марко Бензел мог старушку убить, но лишь в том случае, если он дважды побывал в квартире. Первый раз между половиной восьмого и восемью часами утра. Второй – без двадцати девять, когда его задержали рядом с трупом. Тогда хоть какая-то логика есть. Алешка, тьфу, Елена Симакова поднялась в квартиру соседки между двумя визитами иностранца, увидела... Тьфу ты. Слепые же не видят. Поняла, что соседка мертва. В этот момент позвонила дочь потерпевшей Ксения
