— Я знаю. Вы мне уже говорили это.
Фэллон сел на заднее сиденье лимузина, и Уорли поехал. Вместо того чтобы следовать к главному порталу, он свернул на узкую аллею и повернул направо.
— Я думаю, что для вас это ничего не значит, мистер Фэллон, а я выигрываю три километра.
Они подъехали к небольшим воротам. Уорли вышел, открыл их, проехал и снова вышел, чтобы закрыть выход. Дорога находилась в пятидесяти метрах, в конце аллеи.
Пока они ехали в центр города, Фэллон сказал:
— Можешь высадить меня где угодно, Чарли.
— Но вы не должны так поступать, мистер Фэллон! Вы же сами знаете, что не должны, — взмолился Уорли. — Вы же слышали, что сказал мистер Миган. Я должен отвезти вас к Дженни.
— Ну так передай мистеру Мигану мои наилучшие пожелания и скажи, что у меня возникли другие планы.
В этот момент они ехали по Рокингам стрит, и когда машина поравнялась с церковью Святого Имени, Фэллон внезапно перегнулся через спинку переднего сиденья и выключил зажигание. Машина начала тормозить, и он выпрыгнул на дорогу. Уорли посмотрел, как он входит в церковь и торопливо завел мотор, чтобы скорее доложить шефу о случившемся.
Глава одиннадцатая
Евангелие по Фэллону
Каноник О'Хэллоран, администратор собора, стоял у окна своего кабинета, когда Миллер и Фитцджеральд вошли. Он повернулся, чтобы приветствовать их и направился к рабочему столу, опираясь на трость.
— Здравствуйте, господа, добрый день. Хотя такой ли уж он добрый? Иногда мне кажется, что дождь будет идти вечно.
Он говорил с белфастским акцентом и сразу же понравился Миллеру, потому что вопреки его седым волосам, он производил впечатление бывшего боксера. К тому же у него в двух местах был сломан нос.
— Я старший инспектор Миллер, монсеньор. Думаю, что вы знакомы с инспектором Фитцджеральдом.
— Конечно. Он ведь один из приверженцев ордена Святого Колумба. К сожалению епископ сейчас в Риме, так что вам придется довольствоваться моим обществом.
— Вы получили мое письмо, монсеньор?
— Да, в собственные руки вчера вечером.
— Я подумал, что это поможет нам сэкономить время, — сказал Миллер и прибавил через миг: — Я просил, чтобы при разговоре присутствовал отец Да Коста.
— Он ждет в соседней комнате, — ответил каноник, тщательно набивая трубку. — Но сначала я хотел бы узнать, в чем вы его обвиняете.
— Вы же читали мое письмо. Там все сказано.
— Но чего вы хотите от меня?
— Чтобы вы вразумили отца Да Косту. Он должен помочь нам в этом деле. Он должен опознать этого человека.
— Если ваши подозрения правильны, даже наш Святой Отец собственной персоной не смог бы помочь вам, господин инспектор, — спокойно объявил О'Хэллоран. — Тайна исповеди абсолютна.
— Даже в таком случае, как этот? — взорвался Миллер. — Но это же смешно, и вы сами это понимаете!
Инспектор Фитцджеральд попытался его успокоить, коснувшись его руки, однако каноник совершенно не обиделся.
— Это может быть смешно для протестанта или еврея или еще для кого-нибудь, кто не придерживается католической веры, кому сама идея исповеди кажется абсурдной, для кого это анахронизм, не имеющий места в современном мире. Вы согласны, инспектор?
— Учитывая сегодняшнюю ситуацию, должен признать, что согласен.
— Церковь всегда считала, что исповедь — благо для души. Грех — это тяжкая ноша, и благодаря исповеди люди имеют возможность облегчить ее и встать на путь истинный.
Миллер нетерпеливо дернул головой, но О'Хэллоран продолжал говорить спокойным голосом. Вид его был очень внушительный.
— Чтобы исповедь выполняла свою роль, она должна быть произнесена в чьем-либо присутствии, и тут на сцену выступает священник. Только как посредник между человеком и Богом, и нельзя утешить человека, если не обещать ему, что его признание будет сохранено в тайне и ни в коем случае не будет разглашено.
— Но мы-то говорим об убийце, монсеньор! Об убийце и об организации, дела которой ужаснули бы вас.
— Сомневаюсь, — сказал каноник с легким смешком и поднес к трубке еще одну спичку. — Странно, но большинство людей считают, что священники некоторым образом находятся вдали от событий мирских. Мне приходилось за одну неделю сталкиваться с таким количеством страшных дел, какое с обычным человеком не случается за всю его жизнь.
— Очень интересно, — проворчал Миллер, — но я не вижу связи.
— Хорошо, инспектор. Вот сами посудите. Во время войны я находился в немецком лагере для заключенных, и все наши планы побега проваливались, потому что кто-то ставил руководство в известность обо всех проектах...
Он поднялся и, тяжело опираясь о трость, пошел к окну.
— Я знал, кто это, я знал это в течение долгих месяцев. Этот человек признался мне во всем на исповеди.
— И вы ничего не сделали? — воскликнул Миллер, искренне шокированный.
— О, я очень старался вразумить его, но больше ничего сделать не мог. У меня не было возможности как-нибудь дать знать другим, даже намекнуть на то, что происходит. Вы что же думаете, такой груз на душе было легко носить? Я признаюсь вам, инспектор: и недели не проходит, как кто-нибудь мне признается в чем-нибудь незаконном.
Миллер встал.
— Значит, вы не можете нам помочь?
— Я не говорил этого. Я побеседую с ним. Я выслушаю его. Подождите, пожалуйста, если вас не затруднит, в другой комнате. Это займет несколько минут.
— Хорошо, но мне хотелось бы встретиться с ним в вашем присутствии, прежде чем мы уйдем.
— Как угодно.
Они вышли, и О'Хэллоран нажал кнопку переговорного устройства.
— Я готов принять отца Да Косту.
Это было грязное дело, и он чувствовал себя очень подавленно. Он посмотрел на сад под дождем и спросил себя, что он может сказать отцу Да Косте. Дверь позади него открылась. Он медленно обернулся.
— Ах, Майкл, черт побери, что мне с вами делать?
— Сожалею, монсеньор, но эта ситуация от меня не зависит.
— Такие ситуации никогда ни от кого не зависят, — пробормотал каноник, снова усаживаясь на место. — Это правда, что они подозревают? Это дело связано с исповедью?
— Да, — просто ответил отец Да Коста.
— Так я и думал. Конечно, инспектор прав. Это единственное разумное объяснение, — произнес О'Хэллоран с глубоким вздохом. — Думаю, что он пойдет до конца. Вы готовы к этому?
— Естественно, монсеньор.
— Ну так покончим с этим, — объявил каноник и снова нажал на кнопку. — Пригласите старшего инспектора и инспектора Фитцджеральда... В этой истории присутствует доля черного юмора, не так ли?
— Вы так думаете, монсеньор?
— Конечно, сами подумайте. Вас направили в храм Святого Имени в качестве дисциплинарного
