тоненькой ниточкой и превратилась в хорошо заметный, привычный глазу ориентир.
Скоро мне стало жарко в моем полярном одеянии. Я опускался над знойной степью. На высоте 3000 метров я снял кислородную маску и расстегнул комбинезон, а еще через несколько минут приземлился на сожженную солнцем, пожелтевшую траву. Ветра не было, и шелковый купол парашюта накрыл меня, как большой белый шатер.
Мое путешествие из стратосферы продолжалось 21 минуту. Парашют и оборудование, созданные руками советских людей, действовали отлично. Мне удалось поставить новый рекорд прыжка из стратосферы с немедленным раскрытием парашюта.
Ныне, в эпоху самолетов с реактивными двигателями, полеты на больших высотах днем и ночью стали обычным явлением. Они не требуют от летного состава каких-то особенных физических данных. Современные самолеты имеют герметические кабины, которые предохраняют человека от непосредственного влияния воздушной среды. В герметической кабине самолета летчику нет нужды находиться в слишком теплом обмундировании. Здесь во время высотных полетов температура не опускается ниже плюс десяти градусов.
Советскими учеными довольно удачно разрешена и проблема питания летчика кислородом при полетах в стратосфере. Приборы старой конструкции отпускали летчику кислород строго дозированными порциями. При интенсивной нагрузке летчику этой порции порой не хватало. Начиналось кислородное голодание. Новый же прибор позволял летчику вдыхать столько кислорода, сколько ему нужно при самой напряженной работе в стратосфере.
В наши дни самолеты не только поднимаются в стратосферу, но и могут вести там воздушные бои.
Сейчас можно уже говорить о полетах и возможных боевых действиях самолетов на высотах 20– 25 тысяч метров. Это ставит перед парашютистами-испытателями все новые и новые сложные задачи.
УКЛАДЧИК ПАРАШЮТОВ
Мой рекордный прыжок из стратосферы явился результатом дружной работы всего нашего коллектива: летчиков, инженеров, конструкторов, врачей, укладчиков, испытателей. Об одном из них мне хочется рассказать подробнее.
Успех и безопасность каждого прыжка, а испытательного в особенности, во многом зависят от того, как уложен парашют. Это очень ответственная работа, требующая, кроме необходимых знаний, большого практического опыта, абсолютной точности и аккуратности. Ведь громадное полотнище купола и десятки метров строп должны быть помещены в небольшой ранец, не стесняющий движений летчика при управлении самолетом. При этом все детали парашюта размещаются в строго определенном порядке, каждый сантиметр материи ложится в предназначенное ему место. Хороший укладчик парашютов — это ценный и необходимый помощник испытателя.
Многим моим товарищам по работе и мне большую помощь оказал один из старейших укладчиков парашютов в Советском Союзе Николай Васильевич Низяев. Первый парашют Николай Васильевич уложил в 1930 году. В то время летный состав несколько скептически относился к безотказности действия парашюта.
— Совершенно надежен. Раскроется при любых обстоятельствах, — обычно говорил Низяев, уложив парашют для какого-нибудь летчика.
Тот его вежливо благодарил, а порой не без иронии добавлял:
— Коли уж так надежен, то прыгали бы сами.
— И прыгну, — отвечал Николай Васильевич.
И вот однажды он предстал перед гарнизонной медицинской комиссией «на предмет освидетельствования годности к прыжкам с парашютом из самолета».
— Возраст? — спросили Низяева.
— Сорок три года, — ответил тот.
Врачи удивленно переглянулись. В то время в таком возрасте парашютизмом еще никто не занимался.
— Позвольте, батенька мой, зачем вам это циркачество? Поди уже дети у вас взрослые? — спросил один из врачей.
Тут Николай Васильевич подробно объяснил, почему ему надо прыгать с парашютом. Ведь он укладчик. Его дело — подготовить к полету парашют так, чтобы он не вызывал никаких опасений у летчика. Если летчик знает, что укладчик не только готовит парашют к полету, но и сам с ним прыгает, то в трудную минуту без колебаний вверит свою жизнь шелковому куполу.
— Как советский человек и как коммунист я обязан выполнить прыжок с парашютом, — убежденно закончил свои объяснения Николай Васильевич.
Но убедить врачей оказалось не так-то просто. Никто из них не слышал, чтобы человек в сорок три года прыгал с парашютом. К тому же в то время медицина точно не знала, каким требованиям должен отвечать организм человека, чтобы прыжки с парашютом не оказали на него вредное влияние. Поэтому на всякий случай требовали абсолютного здоровья. И вряд ли бы Николаю Васильевичу удалось осуществить свое желание, если бы не председатель комиссии, знакомый ему авиационный врач Яковлев. Приняв большую долю ответственности на себя, Яковлев убедил своих коллег разрешить Низяеву один прыжок с парашютом.
Но Низяев не ограничился одним прыжком. Он начал прыгать систематически, получив вскоре звание инструктора, а затем мастера парашютного спорта Союза ССР. Николай Васильевич продолжал заниматься укладкой парашютов, одновременно испытывая их в воздухе.
Нам, тогда начинающим испытателям, он в трудную минуту всегда мог дать ценное указание, полезный совет.
— Если имеешь хорошо уложенный запасной парашют, то без особого риска можешь проводить любые испытательные прыжки, — говорил он.
И Николаю Васильевичу приходилось порой прибегать к запасному парашюту. Так случилось, например, при проверке работы нового приспособления, открывающего ранец. Надо сказать, что тогда испытателю шел уже сорок девятый год. Его прыжок мы наблюдали с земли.
Низяев отделился от самолета на нужной высоте. Он должен был раскрыть парашют без задержки, но почему-то этого не сделал. Прошла секунда, другая, и стало понятно, что парашютист попал в затруднительное положение. На старте все замерли, не отрываясь следя за падающим человеком. Каждый из нас отлично представлял себе, что происходит в воздухе. Видимо, испытателя постигла неудача, и он, камнем летя к земле, напрягал волю и силы, старался найти неисправность и заставить парашют сработать.
Наблюдать такой прыжок своего товарища очень страшно. Во время свободного падения у парашютиста нет времени для различных переживаний. Все его внимание сосредоточено на испытаниях и на борьбе с опасностью, а находящиеся на земле могут только смотреть и волноваться.
Вот уже Низяев потерял высоту, на которой сравнительно безопасно проводить испытания. Пора подумать о себе…
— Запасной! Раскрывай запасной парашют! — не выдержав, кричит кто-то, как будто Низяев может его услышать.
И вот, когда сердце уже сжалось от сознания неизбежности катастрофы, над испытателем раскрылся запасной парашют. Оказалось, что в новой конструкции замка основного парашюта был существенный дефект.
Совместно с Николаем Васильевичем мне довелось проводить весьма интересные испытания. Низяев укладывал первые отечественные парашюты. Два из них были предназначены для специальных исследований. Надо было установить, сколько времени они могут храниться, как прочны материалы, из которых изготовлены купол, стропы и подвесная система. Для сравнения вместе с ними в совершенно одинаковых условиях хранился один из лучших зарубежных парашютов фирмы «Ирвинг».
