— Что случилось? У меня не тот ранг, чтобы встречать с почетным караулом.
За черными очками мне не удалось разглядеть выражение его глаз.
— Есть небольшое дельце. Я не задержу вас надолго, мой друг. Скажите, вам известно, что у сеньора Фигуередо на его рабочем месте есть сейф?
Я сразу почувствовал подвох и сказал:
— Это известно каждому в Ландро. Он у него под стойкой бара.
— А ключ? Похоже, что сеньор Фигуередо, к сожалению, часто бывает очень рассеян.
— И это тоже известно всем в Ландро. Он вешает его за баром. Но в чем же все-таки дело?
— Полчаса назад я получил радиограмму от сеньора Фигуередо, в которой сообщается, что утром, когда он открыл сейф, чтобы проверить его содержимое после своего отсутствия, то обнаружил, что оттуда исчезла партия необработанных алмазов.
Я глубоко вздохнул.
— Но позвольте. Их мог взять любой из по меньшей мере пятидесяти человек. Почему подозрение падает на меня?
Вместо ответа он коротко кивнул, трое полисменов окружили меня, а четвертый залез в кабину наблюдателя и вытащил оттуда почтовый мешок и мою сумку. Комманданте сразу же их начал обыскивать. Полисмен, что сидел в кабине, что-то коротко сказал по-португальски, чего я не смог разобрать, и подал ему небольшой холщовый мешочек.
— Это ваш, сеньор? — вежливо осведомился комманданте.
— Никогда в жизни его не видел.
Он открыл мешочек, заглянул внутрь, а потом высыпал на ладонь левой руки струйку необработанных алмазов.
Все, что произошло потом, было неизбежно, но я вовсе не хотел сдаваться без борьбы. Комманданте не стал лично допрашивать меня. Я рассказал свою историю с начала до конца на Удивление вежливому молодому лейтенанту, который просто записал ее, не сделав никаких комментариев.
Потом меня препроводили вниз, в камеру. Она могла бы служить примером, иллюстрировавшим отчет о положении заключенных во внутренних районах самых неразвитых южноамериканских республик. В камере, рассчитанной на двадцать человек, оказалось сорок. Одно ведро, чтобы мочиться, и другое для отправления более существенных надобностей. И такая вонь, что трудно представить.
Большинство арестантов — слишком бедные люди, чтобы откупиться от такой доли. В основном индейцы, из тех, кто пришел в город, чтобы узнать большой секрет белых людей, а познакомились только с нищетой и деградацией.
Я прошел к окну, и многие из них покорно, по привычке, уступали мне дорогу. На скамье у стены сидел громадный негр в изодранном льняном костюме и соломенном сомбреро. Он показался мне влиятельным здесь лицом, и в самом деле, когда он пролаял какое-то приказание, двое индейцев, занимавшие место рядом с ним, немедленно убрались со скамьи.
Он дружелюбно улыбнулся мне:
— У вас не найдется сигаретки для меня, сеньор?
У меня как раз случайно оказалась в кармане пачка, и он с жадностью схватил ее. Я инстинктивно почувствовал, что сделал правильный жест.
Он спросил:
— За что они засадили тебя сюда, друг?
— Недоразумение, только и всего, — ответил я. — Меня отпустят еще до вечера.
— На все воля Божья, сеньор.
— А ты?
— Я убил человека. Они называют такое преступление непредумышленным убийством, потому что здесь замешана моя жена, вы понимаете? Это случилось шесть месяцев назад. Вчера суд вынес приговор. Три года каторжных работ.
— Могло быть и хуже. Все же лучше, чем виселица.
— В конце концов одно и то же, сеньор, — произнес он с каким-то безразличием. — Они пошлют меня в Мачадос.
Я не нашелся, что ответить, потому что одно только название могло испугать до смерти любого. Концлагерь в самом центре болот на берегу Негро в двух или трех сотнях миль отсюда. Оттуда возвращаются не многие.
— Мне очень жаль, — посочувствовал я.
Он печально улыбнулся, надвинул шляпу на глаза и откинулся к стене.
Я подошел к окну, откуда открывался вид на площадь перед зданием, на уровне земли. Только пара извозчиков ожидала седоков, клюя носом на жарком солнце. Все вокруг дышало спокойствием. Случившееся казалось мне кошмарным сном, пока я не увидел, что перед зданием притормозил старенький автомобиль с аэродрома и из него вышел Хэннах.
Они пришли за мной через два часа, отвели наверх и оставили перед офисом комманданте под охраной двух полицейских. Немного погодя дверь открылась, и появились Хэннах и комманданте. Они обменялись дружескими рукопожатиями.
— Вы оказались более чем полезны, друг мой, — сказал ему комманданте. — Дрянное дело.
Хэннах повернулся и увидел меня. Он выглядел еще хуже, потому что синяки на его лице отекли. Сэм двинулся ко мне с выражением неподдельного участия на лице, не обращая внимания на то, что комманданте предостерегающе положил ему на плечо руку.
— Бога ради, парень, зачем ты сделал это?
Я попытался было ударить его сбоку, но оба охранника сразу же навалились на меня.
— Пожалуйста, капитан Хэннах, — заволновался комманданте, — вам лучше уйти.
Он настойчиво подтолкнул его к выходу, а Хэннах, теперь уже с выражением боли на лице, крикнул:
— Я все сделаю, что могу, парень. Только попроси.
Комманданте возвратился в свой офис, оставив дверь открытой настежь. Через пару минут он позвал, и охранники ввели меня в кабинет. Он сидел за письменным столом, изучая напечатанный на машинке документ.
— Ваши показания. — Он приподнял бумагу. — Вы хотите здесь что-нибудь изменить?
— Ни одного слова.
— Тогда будьте добры подпишите. Но пожалуйста, все же прочтите сначала.
Я просмотрел бумагу и нашел, что, сверх ожиданий, все записали точно, и подписал ее.
Он отодвинул документ в сторону, закурил маленькую сигару и откинулся на спинку кресла.
— Хорошо, сеньор Мэллори, теперь будем говорить, используя только факты. Вы выдвинули определенные обвинения против моего доброго друга, капитана Хэннаха, который, признаюсь, прилетал сюда специально для того, чтобы дать показания.
— В которых он, естественно, все отрицает.
— Я не обязан принимать его слова на веру. Та женщина, Лола Коимбра, я ее лично допрашивал. Так вот, она полностью отрицает ваш рассказ.
Я очень сожалел об этом, но, несмотря на свое положение, сочувствовал Лоле.
— И та девушка, Мария, — продолжал он, — которая, по вашим словам, обокрала вас. Вам, наверное, будет интересно узнать, что она не живет по адресу, указанному вами.
Я уже ничему не удивлялся, но все же попытался бороться, чтобы удержаться на поверхности.
— Тогда где же я взял свой бумажник и паспорт?
— Кто знает, сеньор? Может, вы с ними никогда и не расставались. Может, все выдумали только для того, чтобы вызвать сочувствие капитана Хэннаха и получить у него работу?
Вот теперь ветер дул уже в мои паруса. С трудом подбирая слова, я со злостью проговорил:
— Ваши доводы не выдержат в суде и пяти минут.
— Но это решит сам суд. Оставим пока. Лучше откровенно ответьте, каким образом вы завладели партией необработанных алмазов стоимостью в... — Он сверился с лежащим перед ним документом. — Да, в