его на стол.
Талли оглядел Семаса с головы до ног, не прерывая трапезы.
– Чего тебе?
– Вы говорили, что хорошему солдату у вас всегда найдется место, мистер Талли.
Талли налил себе еще чаю.
– Почему рука на перевязи?
– Сломал, мистер Талли.
– Вот видишь, – сказал Талли. – О'Хаган всегда говорил, что с револьвером в правой руке ты не знаешь себе равных. Но он же признавал, что левой ты в амбар с трех шагов не попадешь.
– Через месяц-другой я поправлюсь, мистер Талли. Только дайте мне шанс.
Измученное лицо мальчишки выражало отчаяние. Талли принялся ковырять в зубах спичкой.
– Не думаю, Семас. Честно говоря, я посоветовал бы тебе подольше отдохнуть. Долго-долго. Ты со мной согласен, Тим Пат?
– Абсолютно, – ухмыльнулся здоровенный детина и передернул затворы автомата.
Семас стоял понурившись, опустив плечи. Вся его поза выражала отчаяние, но когда он поднял голову, на его лице играла улыбка.
– Ничего другого я от вас почему-то и не ожидал, мистер Талли.
Пуля из „люгера', скрытого под повязкой, сразила Тима Пата наповал.
Тело великана, стукнувшись о буфет, еще не грохнулось на пол, а Талли уже рванул на себя ящик стола, лихорадочным движением пытаясь схватить лежавший там пистолет. Следующая пуля Кигана попала ему в левое плечо и, крутанув вокруг оси, скинула со стула.
Какой-то миг он лежал, скорчившись на полу, вопя от боли и пытаясь подняться. Киган выстрелил опять. На этот раз пуля попала Талли в затылок. Он рухнул головой в очаг, разметав горящие поленья. Куртка на нем ярко вспыхнула. Несколько минут Семас смотрел на убитого, затем повернулся и зашагал прочь.
Морган заставил себя лечь в постель, он спал лишь урывками. После шести утра, оставив наконец попытки уснуть, он пошел на кухню. Телефон зазвонил, когда он заваривал кофе. По звуку было ясно, что звонят из автомата. В трубке послышался звон опускаемых монет, затем голос с явным ольстерским акцентом произнес:
– Вы, полковник? Я – Киган, Семас Киган.
– Откуда звонишь?
– Из Баллимены. Решил, что вам будет небезынтересно узнать: я только что рассчитался с Талли и Тимом Патом Кеогом.
– Окончательно?
– И бесповоротно.
Через несколько секунд Морган нарушил тягостное молчание.
– И что собираешься делать дальше?
– Поеду отдохнуть на юг.
– А потом?
– А что вы думаете, полковник? Обратной дороги нет, как говорим мы в ИРА, сами знаете. Вы хороший человек, но мы по разные стороны баррикад.
– Постараюсь не забыть на случай, если нам доведется еще раз встретиться.
– Думаю, нам лучше не встречаться. Киган прервал разговор. Морган постоял некоторое время молча и повесил трубку.
– Да здравствует Республика, Семас Киган, – тихо произнес он и отправился на кухню.
Морган сидел у окна и пил кофе. Он чувствовал себя усталым и разочарованным. Но не потому, что несколько часов назад убил человека. За прошедшие годы он слишком многих отправил на тот свет. Впрочем, он вообще ни о чем не жалел. В конце концов, Форд был профессиональным убийцей.
– И ты тоже, старина, – тихо заметил сам себе Морган по-валийски. – По крайней мере, многие так считают.
Ему вспомнились слова Кэтрин Рили. Она права. Он не продвинулся ни на шаг. С самого начала он располагал только двумя зацепками. Лизелотта Гофман и „маузеры'. И обе завели его в тупик.
Так что же осталось? Газеты на столе, каждая со своей версией покушения на Кохена. Сколько раз он штудировал их? Морган подвинул к себе „Телеграф' и снова углубился в статью. Прочитав ее, налил себе еще кофе и в задумчивости откинулся на спинку стула. Конечно, в ней ничего не говорилось о смерти Меган в тоннеле, поскольку прессе не позволили установить связь между двумя событиями. В одной из газет промелькнула заметка о том что водитель угнанной машины сбил школьницу и скрылся, бросив автомобиль у Крейвен-Хилл-Гарденз в районе Бейсуотер.
Без особой надежды Морган отметил, что почему-то не побывал на том месте, где Критянин оставил машину. Не то что бы там могло оказаться что-нибудь интересное. Просто другого не оставалось, раз он окончательно зашел в тупик, а времени только шесть утра, серого и промозглого лондонского утра.
Морган остановился у Крейвен-Хилл-Гарденз и углубился в карту Лондона, прослеживая извилистый и нелогичный маршрут Критянина и представляя охватившую его панику, когда все пошло не так, как
