Поэзия Латинской Америки

Всем интересно будет
то, что сказать мне нужно:
всем — и креолам и гринго,
хватит земли, нам суженой,
и мы внутри одинаковы,
разные лишь наружно.

Что ж до различий этих —
так я, друзья, отвечу:
солнце и воздух Америки
сблизят обличья и речи;
ну, а душа… нет ни белой,
ни черной — есть человечья.

Нашей земли уроженец
и пришлый из-за границы,
тот, кто родил креолов
здесь и успел прижиться, —
оба земли этой дети,
словно маис и пшеница.

Здешний закон — для всех он:
закон не глядит на цвет;
каждому право работать,
каждому пища и свет —
ведь между мозолями бедных,
ей-богу, различий нет.

Я гаучо и рад бываю
любому, кто любит труд, —
издалека ль он пришелец
или родился тут;
все, чьи руки в мозолях,
в мой дом, как друзья, войдут.

Но, земляки, учтите
и уж не обессудьте:
здесь мы людей сверяем
по совести и по сути;
пусть вы с пустым карманом —
полны достоинства будьте.

Как бы то ни было — всех вас
за земляков признаю:
и здешних и пришлых — сумевших
найти здесь отчизну свою;
об этом пою как гаучо
и как человек пою.

СЕРАФИН ХОСЕ ГАРСИА[261]

Романс о невеселом пахаре Перевод Г. Шмакова

Тянет и тянет упряжка
лемех, режущий поле,
иней на черных комьях
блещет россыпью соли.

Вспорото бороздою
брюхо земли упругой,
пахнет она душисто,
ластится к грубому плугу.

Дрозд с белоклювой голубкой,
по полю шествуя чинно,
роются в черных комьях,
ищут червей и личинок.

Тянет и тянет упряжка,
топчет землю-смуглянку,
блещет сахарный иней,
выпавший спозаранку.

Пахарь идет за плугом,
брови насупив хмуро,
медью сверкает кожа
в дымке раннего утра.