— Я всегда считал его позером, — ответил Красавчик. — Корчил из себя крутого… и вдруг прикатил сюда с этим чертовым трупом.
Нодди усмехнулся и покачал головой:
— Черт его побери! Псих. Знаешь, нам нужно было избавиться от него еще тогда. Нам нельзя светиться.
— Какого хрена! Через два дня нас здесь не будет. Загоним порошок, отметим Новый год, и я свалю. Куда подальше.
— По-прежнему метишь в Таиланд? — спросил Нодди.
— Да. Устроюсь в хижине на побережье с какой-нибудь малолетней шлюхой в качестве личной рабыни. А что ты будешь делать?
— Я подумал наведаться в Штаты, поколесить по Майами или Малибу, а может, махну на Гавайи, займусь серфингом.
Миранда снова подошла к ним. Она склонилась к ребятам, ее буфера почти вывалились из блузки.
— Ты останешься на ночь, Красавчик?
— Не знаю. Мы должны сначала кое с чем разобраться. Зависит от того, сколько это займет времени. Оставь ключ под ковриком.
— Хорошо, но, если освободишься слишком поздно, не беспокой меня. Я немного устала.
— Может, заскочу утром, быстренько перепихнемся перед работой, а?
— Заслушаться можно, сволочь языкастая.
— Другой я тебе и не нужен. Я — твоя порция остренького.
Миранда посмотрела на него, легкая улыбка заиграла у нее на губах.
— Ты просто большой ребенок, Красавчик, — сказала она и взъерошила ему волосы.
Глава тридцатая
— Все очень вкусно, миссис Джей. — Ноэль похлопал себя по животу.
— Очень рада, что вам понравилось. — Миссис Джонс собрала их тарелки. — Очень приятно, когда есть для кого готовить. Может, вы захотите выпить по рюмочке в гостиной? У меня есть бренди. И виски, если хотите.
— О, вот это я называю гостеприимством, — ответил Ноэль, вставая из-за стола.
— Я разожгла там камин. Надеюсь, гостиная вам покажется уютной.
— Великолепно.
Ноэль и Пайк вышли из столовой и, пройдя через холл, вошли в гостиную. Они устроились в креслах с цветочным рисунком, стоявших по обе стороны от камина, и стали слушать мерное потрескивание поленьев и ровное тиканье красивых часов на каминной полке.
Ноэль вытянул ноги:
— Я смог бы привыкнуть к такой жизни.
— Даже если нам улыбнется удача, то привыкнуть мы все равно не успеем, — заметил Пайк. — Как только разберемся с Паттерсоном, сразу рванем домой.
— Если только мы его найдем.
— Понаблюдаем за той бензоколонкой. Он может вернуться.
— Шанс весьма слабый, — ответил Ноэль, ковыряясь в зубах.
— Это единственный шанс, который у нас есть на данный момент, — сказал Пайк.
Вошла миссис Джонс, неся поднос с бутылками и тремя хрустальными стаканами.
— Что будете пить, джентльмены?
— Я, пожалуй, виски, — ответил Ноэль.
— Да, — согласился Пайк, — виски как раз кстати.
— Что ж, я составлю вам компанию.
Миссис Джонс щедро разлила виски по стаканам и протянула их гостям.
— Скажу вам, здесь ужасно трудно найти с кем распить приличный напиток, — сказала она, усаживаясь в третье кресло. — Знаете, уэльсцы такие темные.
— Но по говору вы сами отсюда, миссис Джей.
— Так и есть. «Сделано в Кардигане». Каждый год я говорю себе, что уеду отсюда. Здесь все поголовно мрачные да угрюмые. Они не умеют наслаждаться жизнью. У вас есть знакомые в Ливерпуле?
— Не припомню, по-моему, нет, — ответил Ноэль.
— У меня сестра уехала в Ливерпуль. Зовет меня переехать к ней.
— А почему вы не едете?
— Что я буду делать в Ливерпуле? Я занимаюсь этим пансионом так давно, что не помню, когда начала. У меня есть постояльцы, которые приезжают каждое лето. Я бы не хотела их подводить. Я, конечно, могла бы его продать, но это будет уже не то. Мое сердце здесь, понимаете?
— Вы одна ведете хозяйство?
— Да, с тех пор, как умер мой Дики. Бог успокоил его душу. Две мои дочки помогают мне летом, когда пансион переполнен. Но зимой здесь ужасно одиноко. Не понимаю, почему я по-прежнему не закрываю его на зиму. Наверное, случайные постояльцы для меня — лекарство от одиночества. Это как-то заполняет пустоту, понимаете? Лучик света в непроглядной тьме.
— Нам и вправду уютно, как дома, — сказал Ноэль. — За вас.
Все трое задумчиво потянули свои напитки.
Так они просидели, болтая, около часа, пока миссис Джонс не заснула в кресле и не принялась громко храпеть.
— Знаешь, — начал Ноэль, заново наполняя стакан, — есть же добрые люди на свете. Иногда об этом забываешь, особенно когда ведешь такую жизнь, как у меня. Начинаешь думать, что все вокруг жадные и корыстные. Думаешь, что каждый представитель рода человеческого — продажный и испорченный. Но есть ведь другой мир, верно? Мы иногда можем увидеть проблеск этого мира. Например, когда прилетаешь в Хитроу и смотришь с высоты на эти маленькие забавные домики, словно из детского конструктора. Это мир, в котором люди добры и гостеприимны, они не хотят сделать тебе больно или умыкнуть твой бумажник. Они предлагают тебе чашку чая, предлагают свою машину в виде поддержки, если ты разорился. Но я не могу осесть в этом мире. Я пытался, но так или иначе мои ошибки преследуют меня всю жизнь.
— Это не ошибки, — сказал Пайк. — Это Чес.
— Да, возможно.
— Нам не позволено попасть в этот мир, Ноэль. Мы изгои. Когда мы убили Уильямса и Грина, мы были изгнаны из него навсегда.
— Ты опять заладил своё, да? Вечно возвращаешься к той же теме. Почему ты не можешь все это забыть, выбросить из головы? Ладно, ты совершил ужасный поступок, из-за которого чувствуешь себя последним гадом. Но люди делают вещи похуже. Я смотрю на это иначе: не обязательно мой ботинок прикончил его, он бы откинул копыта и без моего участия.
— Все не так, Ноэль. Ты не понимаешь.
— Не понимаю чего?
— Когда я понял, что мы сделали, что я сделал. Когда я осознал, что убил два человеческих существа…
— Я знаю, ты чувствовал себя ужасно.
— Нет, в том-то и дело. Я чувствовал себя превосходно. В том-то и проблема. Мне понравилось это ощущение. Внутри меня разлилось приятное тепло. Мне было приятно, что я убил их. Я хотел, чтобы это был мой ботинок.
— Господи Иисусе!
— Вот от этого мне и стало хреново. Именно это вычеркнуло из моей жизни десять лет и превратило
