у одной из них. Но она не видела, что происходит на доске.
– Он, – прочитал Джуд вслед за Джорджией, которая уже говорила с трудом. – Преследует. Тебя.
Джорджия перестала называть буквы, и Джуд понял, что вопрос задан.
– А-а. Да. Он думает, что ты убила себя из-за меня, и теперь хочет сравнять счет.
«НЕТ».
Стрелка задержалась на этом слове на долгую, полную драматизма секунду, а потом снова отчаянно заметалась по доске.
– П.О.Ч.Е.М…– одну букву за другой произносила Джорджия.
– Почему. Ты. Такой. Идиот. – Джуд замолчал, опешив. На кровати взвизгнула одна из овчарок.
Потом Джуд понял. На мгновение он потерял ориентацию в пространстве в приступе сильного головокружения. Временами он испытывал такое, если резко поднимался. А еще он подумал, что так, наверное, чувствуешь себя, когда под ногами ломается пропитанный влагой лед – в самый последний невыносимый миг перед тем, как уйти под воду.
– Ублюдок, – сдавленным от ярости голосом произнес Джуд. – Какой ублюдок.
Он заметил, что Бон проснулась и опасливо смотрит на доску «Ойя». Ангус тоже следил за тем, что происходит, постукивая по кровати хвостом.
– Что нам делать? – спросил Джуд. – Он гонится за нами, и мы не знаем, как избавиться от него. Ты можешь нам помочь?
В отверстии на кончике стрелки виднелось слово «ДА».
– Золотая дверь, – прошептала вдруг Джорджия. Джуд посмотрел на нее – и оторопел. Ее глаза выкатились из орбит, так что видны были одни белки, а все тело безостановочно сотрясалось крупной дрожью. Лицо, которое и раньше было бледнее воска, стало еще бесцветнее и приобрело жуткую прозрачность. Клубы белого пар вырывались из серых губ. Он услышал, как заскрипел стрелка, катясь по доске, и торопливо перевел взгляд обратно. Джорджия молчала, не называла букв, поэтому он сам составлял слова и фразы.
– Кто. Будет. Дверью. Кто будет дверью?
– Я буду дверью, – сказала Джорджия.
– Джорджия? – не понял Джуд. – О чем ты? – Стрелка ожила. Джуд больше не произносил слов вслух, просто следил за стрелкой, которая лишь на краткий миг приостанавливала свой бег над нужными буквами и вновь пускалась в путь. «Ты. Проведешь. Меня».
– Да, – отвечала Джорджия. – Если разрешишь. Я сделаю дверь и проведу тебя, и тогда ты остановишь его.
«Ты. Клянешься».
– Клянусь, – сказала Джорджия. От страха ее голос срывался. – Клянусь. Богом клянусь. Я клянусь. Я сделаю все, только я не знаю, что надо сделать. Я готова, я на все готова, только скажи что.
«У. Тебя. Есть. Зеркало. Мэрибет».
– Зачем? – спросила Джорджия, моргая и с трудом опуская глаза, чтобы слепо оглядеть комнату. Она повернула голову к комоду. – Есть одно…
Она завопила. Пальцы левой руки взлетели со стрелки, обеими руками она зажала себе рот, пытаясь подавить крик. В тот же миг Ангус вскочил на лапы и залаял, глядя туда же, откуда не могла отвести взгляд Джорджия. Джуд развернулся, чтобы посмотреть, – его рука тоже отпустила стрелку, которая все равно продолжала вращаться. Так ребенок выписывает круги на новом велосипеде.
Зеркало на комоде имело такой наклон, что Джуд видел в нем Джорджию, сидящую на полу, себя и доску «Ойя» между ними. Только в зеркале глаза Джорджии скрывал черный шарф, а горло перечеркивала ножевая рана. Из раны, похожей на красный, непристойно ухмыляющийся рот, на футболку лилась кровь.
Ангус и Бон спрыгнули с кровати одновременно. Бон, оскалясь, опустилась на пол возле спиритической доски. Как мышь, не успевшая спрятаться в норке, стрелка оказалась в пасти собаки и разлетелась вдребезги между мощными клыками.
Ангус же бросился к комоду, поставил на него передние лапы и ожесточенно залаял на зеркало. Комод под его весом накренился и встал на задние ножки. Зеркало могло свободно вращаться на креплении, и оно качнулось назад, обратив отражающую поверхность к потолку. Ангус отпрыгнул, встав на четыре лапы, и через мгновение комод тоже опустился на все четыре ноги. Зеркало повернулось обратно, и в нем опять отразилась Джорджия. Только теперь это было ее реальное отражение. Кровь и черный шарф исчезли в предвечерней прохладе.
Джуд и Джорджия растянулись на ее старой узкой кровати. Она была слишком мала для двоих, и, чтобы уместиться, Джорджии пришлось повернуться на бок и закинуть одну ногу на бедро Джуда, а голову она положила ему на плечо, уткнувшись холодным носом в шею.
Он же словно онемел. Нужно было обдумать случившееся, но Джуд не мог заставить свои мысли вернуться к тому, что он увидел в зеркале и что хотела сказать этим Анна. Мозг просто отказывался повиноваться. Хотя бы на несколько минут он хотел забыть о смерти. Смерть давила на него, обступала со всех сторон. Смерть каждого из близких становилась еще одним камнем на его груди: смерть Анны, Дэнни, Диззи, Джерома, вероятность собственной скорой смерти и смерти Джорджии. Под тяжестью их он не мог вздохнуть, не мог шевельнуться.
Джуду казалось, что, пока он ничего не говорит, а лишь тихо лежит на узкой кровати, они с Джорджией могут оставаться в этом мгновении бесконечно долго и лишь занавески будут слабо колыхаться на ветру. То плохое, что ждет их за ближайшим поворотом, никогда не случится. Пока он лежит на кровати рядом с Джорджией пока ее тело прижимается к его боку, пока он чувствует на себе вес ее прохладного бедра, невообразимое будущее не наступит.
И все-таки оно наступило. В дверь тихо постучала Бэмми и приглушенным, неуверенным голосом спросила:
– Как вы там, в порядке?
Джорджия приподнялась на локте, провела тыльной стороной ладони по глазам. Джуд и не заметил, что она плакала. Поморгав немного, она криво улыбнулась – по-настоящему, а не понарошку. Хотя чему она сейчас может улыбаться, Джуд не понимал.
Умытое слезами лицо и эта улыбка разрывали его сердце своей детской, легкой искренностью. Они словно говорили ему: «Ну что ж, ладно. Не всегда жизнь складывается так, как нам хочется». И он понял: Джорджия считает, что увиденное в зеркале – нечто вроде предсказания и предотвратить это невозможно. В душе у Джуда все перевернулось. Нет. Нет. Пусть лучше Крэддок добьется своего и убьет Джуда, но Джорджия не умрет в луже крови. Зачем Анна показала им такое? Что она хотела сказать?
– Эм-Би? – позвала Бэмми.
– Все хорошо, – отозвалась Джорджия. Молчание. А затем еще вопрос:
– Вы там не ссоритесь, а? Я слышала какой-то грохот.
– Нет! – воскликнула Джорджия, почти негодуя на подобное предположение. – Богом клянусь, Бэмми, мы не ссоримся. А за шум извини.
– Ладно, – сказала Бэмми. – Вам ничего не надо?
– Чистые простыни, – ответила Джорджия.
Снова тишина за дверью. Джуд почувствовал, что тело Джорджии тихонько подрагивает от сдерживаемого смеха. Она закусила нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. И его тоже охватило внезапное неудержимое веселье. Он зажал рот рукой, но пойманный в ловушку смех не сдавался, щекотал ему грудь и горло.
– Господи Иисусе, – донесся до них голос Бэмми. Похоже, ей хотелось плюнуть в их сторону. – Господи, Иисусе.
Ее шаги удалились и смолкли.
Джорджия упала на Джуда, крепко прижалась к нему прохладным влажным лицом. Он обнял ее, и так, в объятиях друг друга, они вдоволь нахохотались.
