– Ротмистр Штаден.
– Штабс-капитан Бегичев.
– Наслышан. Христос воскресе, – улыбнулся Александр и, как к ровне, шагнул навстречу.
– Воистину воскресе, – после положенного троекратного поцелуя первым отозвался другой Александр, в гусарском мундире.
А вокруг раскинулся Париж, и бушевавшая весна была залогом обновления. Впереди же лежала целая вечность, которую надо было прожить. И откуда-то из немыслимой дали звали родные края, в которых прошло детство и где был знаком каждый куст… И ждали своего разбора записки, которые сулили бессмертие.
Год 201…
– Ну, ты, Козел! – Расиф презрительно посмотрел на сидящего сзади Романа. – Долго нам ехать?
Небольшая колонна из четырех легковушек и трех крытых фур растянулась вдоль дороги, чтобы со стороны казалось, будто каждая машина движется сама по себе и никак не связана с остальными.
– Порядочно. – Козлов был морально уничтожен.
Окончательно добили его снимки из квартиры Орлова, которые успел сделать кто-то из боевиков. Лицо убитого мужчины было знакомо, а его судьба намекала на то, что ждало самого Козлова, едва в нем отпадет надобность.
Вторгшиеся в квартиру боевики помнили о судьбе своих товарищей и теперь опасались всего. Поэтому едва завязалась схватка, как нервы не выдержали, и кто-то, наплевав на все приказы, открыл огонь на поражение.
Расиф рвал и метал, грозился расправиться с виновником случившегося, и лишь слова Козлова, что на снимках запечатлен обычный крестьянин, несколько умерили его праведный гнев.
Действовать после случившегося в городе было невозможно, и теперь колонна шла к таинственной Орловке.
Впрочем, таинственной она была отнюдь не для Козлова. Разве могут скрывать тайну места, где прошла весьма большая часть жизни?
– Смотри у меня, – процедил Расиф, усаживаясь поудобнее. Луч солнца пал на его хмурое лицо, однако горец даже не сощурился.
А вокруг лежали бескрайние просторы, в которых могло затеряться не одно село и даже не один город…
Действительно сказано – тайное всегда становится явным. После слов Юрия многое из событий последних двух дней стало понятным. Получившаяся в итоге ясность отнюдь не радовала. Кто-то начал погоню за моей тайной, даже не подозревая о том, что в случае получения знаний они окажутся просто бесполезными. Но попробуй их убеди!
Зато порадовало упоминание о революции Пятого года. Тогда мы чертовой дюжиной, наше офицерское трио и поселившиеся у меня гусары, достаточно быстро сумели убедить революционный сброд, что ответ будет адекватный и чисто русский. В том смысле, что справедливость выше любого закона, а что может быть главнее установления на родной земле нормального порядка?
Еще легче решилось дело с теми, кто старательно мутил воду, – с местными либералами. Я лично обошел их всех и предупредил, что любое оскорбление Императора является оскорблением меня, как его подданного. Поэтому им предоставлялся выбор – или замолчать, или стреляться со мной на шести шагах расстояния. Тогда в городе меня еще знали, многие видели мою стрельбу, и вопрос решился полюбовно. Встать за свои убеждения к барьеру ни один адвокат или преподаватель, к сожалению, не пожелал.
Если бы сейчас дело решалось так просто!
– Они – ладно. Разберемся. А вы? – спросил я репортера.
– Ничего. – Похоже, Юрий был искренен. – Нет, мне интересно знать, но только для себя. Я достаточно хорошо понимаю, что стоит объявить правду, как я сразу же стану следующем в списке жертв. Материал даже не дойдет до эфира. Возможно, меня уже давно вычеркнули из списка живущих и лишь ждут, пока в городе все хоть немного утихомирится. Уедет не вовремя приехавший сюда депутат, или же я покину город, короче, произойдет так, будто очередное убийство не имеет ничего общего с предыдущими. Хотите, мотанем куда-нибудь вместе? Отдохнем на курорте, а там про вас забудут, а мне все спишут на очередной запой.
– Бывает отступление, в котором нет ничего зазорного, а бывает бегство. Пусть приходят, если хотят.
Оставался вопрос: насколько я вправе рисковать жизнями поселян, но мое отсутствие отнюдь не избавит людей от неприятностей. Напротив – вполне возможно, привлечет к ним еще большее внимание. Да и выстояли мы целый век, почему же сейчас должны сами отказываться от самого главного? Еще посмотрим, чем это все закончится. В родных краях нас никто не возьмет.
А вот из города действительно пока лучше уехать. Те, кто совершил налет на квартиру, должны будут расплатиться по векселям со всеми полагающимися процентами. С прочими я драться не собираюсь. А здесь, чувствую, без драки не обойтись.
– Вам и вправду надо уезжать. Лучше всего – прямо сейчас и куда-нибудь подальше. А я отправляюсь к себе. – Я только сейчас заметил, что от сигареты остался один фильтр, и потянул из пачки следующую.
– Ну уж нет. Я с вами, – с какой-то бесшабашной решимостью провозгласил репортер. – У меня тут есть машина, на ней и доедем. Вы, я и мой напарник.
– Машина у меня тоже есть, – я кивнул на стоявший во дворе автомобиль Вани.
Стоит ли брать Юрия? Судя по всему, он собирается сдержать слово и не разглашать правды. Тем более – само ее существование несет угрозу для всех к ней причастных.
– Хорошо, – решился я. – Будь что будет. Но предупреждаю…
– Ничего я не боюсь, господин полковник. Но никогда в жизни не прощу себе, если пройду мимо.
Каждый сам выбирает судьбу. Или же она выбирает нас.
– Тогда звоните напарнику. Здесь нам больше делать нечего.
– А Диана? – Вопрос был резонным. Одно дело – съездить ко мне в гости в спокойные времена, и иное – сейчас. Рисковать обретенной было женщиной я права не имел. Она – не Юрий, в список опасных лиц не попадет.
– Подождите меня внизу, – велел я, отбрасывая очередной окурок.
В комнатах и кухне было уже чисто. Сама Диана по извечной женской привычке наводила марафет на лицо. На мой взгляд, ни в какой косметике она не нуждалась, да только разве докажешь?
Предстоящий отъезд обосновать было не менее трудно. Я мялся, не решаясь начать, пока Диана сама не подняла на меня взгляд голубых глаз.
– Когда мы едем к тебе?
– Я – сейчас. А потом приеду и заберу тебя сразу после заключительной пресс-конференции.
– Я с тобой, – как само собой разумеющееся, произнесла Диана.
– А работа?
– Выберусь на денек. Там всей конференции на два часа.
– Диана, видишь ли… – Мне было очень неловко говорить, будто я совершал предательство. – Этот налет… Вдруг целью нападавших был я?
– Есть за что? – Вопросы журналистки были коротки и точны.
– Нет. Но должна же быть причина!
– Скажи просто, что не желаешь меня брать. – Голубые глаза стали влажными.
– Напротив – желаю. Однако подвергать тебя опасности…
Попробуйте пообещать что-нибудь женщине, а потом отказаться от своих слов! Давненько я не видал подобной бури! Мои аргументы отметались, а чаще – использовались как подтверждение моего коварства. После того, что было накануне, ожидать иной реакции было трудно. Закончилось все, как водится, слезами, а я никогда не любил женских слез.
– Поехали, – вынужден был согласиться я.
– Никуда я с тобой не поеду! – с чисто женской последовательностью высказалась Диана. И добавила все, что думает о мужчинах.
Теперь пришлось ее уговаривать.
