- Настои, чаи, отвары.
- Продаете?
- Даю и сам лечусь.
- Много их у вас…
- Все разные. Чистотел, адонис, горицвет… А это ночная фиалка, герань Роберта, сон-трава… Мелисса…
- Семья есть?
- Родителей даже не помню, холост.
- А почему вас зовут «Лешим»? - прямо спросил я.
- Поэтому и зовут. Одинок, живу на отшибе, да еще травы…
Кроме растений, длиннющее помещение занимали диван да несколько столов. Один завалили свежие травы, второй - газеты и книги, третий был, видимо, обеденным… Мы сели за четвертый, пустой, у солнечного окна.
- Ольшанин, а какая связь клички «леший» с травами?
- У меня есть ядовитые и те, которые защищают от черных сил.
- Какие?
- Ну, плакун-трава, переступень-трава…
Мы подошли к ядам. И вообще, я тут для допроса, а не травки нюхать. Но из-за этих травок не было настроя на официальный разговор. И я знал, что иногда незатейливая беседа дает больше информации, чем допрос.
- И как вы эти опасные травки используете?
- Отдаю.
- Кому?
- Есть потребитель.
- Кто?
- Неважно.
- Мне важно, Ольшанин.
- Кто попросит.
Вот чем отличается допрос от беседы. Хотя он знал, что пришел следователь, но я не предупредил его об ответственности, не составлял протокола и не говорил официальным тоном. У меня в данную минуту как бы не было морального права гаркнуть на него и потребовать правды. Но допрос еще будет. И меня сдерживала мысль: есть ли связь между, скажем, переступень-травой и стрихнином?
- Ольшанин, где вы работаете?
- Помогаю леснику, - уклончиво отозвался он голосом отстраненно-необязательным.
Я вглядывался в его лицо, стремясь проникнуть за эту отстраненность, но оно мне казалось не здешним, одолженным. Разве может быть кожа первородной белизны у человека, живущего в лесу? Вытянутое лицо, обрамленное… Пожалуй, вся голова была обрамлена короткими черными волосами, как обтянута ершиком: плоская бородка переходила в бакенбарды, а уж те смыкались на голове. Похоже, что вся эта газонностриженная растительность оставила широкую светлую поляну для носа, серых глаз и тонких крепких губ.
- Леснику помогаете… каким образом?
- Тушу торфяники. Зальешь, ветер дунул - опять горит. Муравейник три дня чадит, хотя муравьи тоже тушат, прыскают кислотой. Еще туристов гоняю.
- Не пускаете в лес?
- Видели, что осталось после них? Горелая земля, битое стекло и порубленные деревья. На том конце поселка нет ни кур, ни гусей… Туристы воруют и едят.
- Участковый-то в курсе?
- Он не поможет, пока все не поймут, что когда-то были растениями и усложнялись до теперешнего состояния.
- Разве?
- Например, Пушкин чего испугался и не поехал к декабристам? Дорогу ему перебежал заяц. Значит, в процессе эволюции он был морковкой.
На тонких губах не то усмешка, не то насмешка. Зачем я сижу? Наверное, майор уже вернулся и ждет меня. Спрашивать Ольшанина о двух трупах было рановато, да и, похоже, контакта у нас не сложилось. Он не стал отвечать, кому отдает ядовитые травы. Но у меня был вопрос прямой и крепкий, как сухая сосенка за окном:
- Гражданин Ольшанин, у вас есть резиновые сапоги?
Я предвидел канитель с осмотром обуви и нудным разговором о посещении зверофермы. Не знаю, что у него произошло в голове… Может быть, это и зовется интуицией, когда сознание, перескочив через факты, сразу выходит на конец логической цепи?
- Следователь, норки выпущены мною.
Ольшанин ждал моей реакции. Я молчал, потому что от неожиданности во мне все замкнуло. Наконец я выдавил единственно уместный вопрос:
- Зачем же?
- В клетках они страдают…
- Масса животных сидит в клетках, загонах и сараях. Например, миллионы кур, - бросил я запальчиво, озадаченный наивностью человека, живущего в лесу.
- Кур не жалко. Они не знают, что такое свобода.
- А норки знают?
- Они бегут в лес, а куры остаются в своих клетках. Норки очень любознательны.
- Ну и что? - начал я раздражаться.
- Свобода нужна только любознательным.
Я умолк. Точнее, заткнулся или, говоря культурнее, подавился. Да это же не чужая мысль, а моя. Я допускал совпадение ассоциаций, но такого совпадения до каждого слова, до запятой… Чем дольше я работал следователем, тем настойчивее ощущал потребность в умной мысли, потому что прямо-таки купался в других, в банально- штампованных, как пивные бутылки. Свобода нужна только любознательным…
- Ольшанин, вы причинили зверосовхозу материальный ущерб. Ответственности не боитесь?
Я боюсь только стука.
- Какого стука?
- Разве не слышите, что в мире стучит?
- Что стучит?
Он не ответил, прижавшись к сидевшей на полу своей жутковатой собаке. Она лизнула его в бороду. Я поднялся. Из-за душистых трав мне не хватало кислорода.
Ольшанин, вы здоровы?
Посещаю врача, кабинет номер семь.
21
Майор уже был дома. Я коротко рассказал о Лешем, заострив внимание не на личности, а на факте оперативном. Кому он носит лекарственные травы и почему это скрывает? Карие глаза Петра смышлено глянули из-под бесцветных густых бровей. Мы с ним тут же поделили функции: я остался с радиотелефоном звонить в прозекторскую, а он, сунув в карман пару яблок, отбыл в так называемую «наружку». Следить за «Лешим».
Я допустил ошибку: пришел на встречу с Ольшаниным, не собрав о нем достаточной информации. В
