из болот и прилежащие к нему леса считались местом обитания лешего. Местные жители ходили за ягодой куда угодно, только не туда. Согласись, дыма без огня не бывает. Так что мне надо было выяснить не то, есть ли снежный человек, а что он такое, понимаешь?
- В смысле?
- Короче, основных теорий несколько. Первая - что это, в принципе, родственная людям ветвь, что они тоже произошли от обезьян, но по каким-то причинам отстают в своем развитии. Вторая - что это жертвы каких-то секретных опытов над людьми. Третья - что они вообще инопланетяне. В общем, бред.
- А как думаешь ты?
- Не знаю, - он передернул плечами, - пока еще не знаю.
Но уже вечером он сказал мне вот что:
- Я считаю, что существует несколько реальностей, несколько параллельных миров. Наш среди них - основной. В других обитают, скажем так, «запасные варианты». Когда человечество окончательно изничтожит себя ядерным оружием или чем-нибудь еще, в наш мир будут отправлены представители новой расы. Точно так же сюда был направлен кроманьонец - первый предок, действительно сходный с человеком современного типа.
- Кем направлен-то? - это был единственный вопрос, который еще забрезжил в моем ошарашенном мозгу.
- Ну не знаю, Богом, наверное.
Некоторое время мы молчали, первым заговорил Андрей:
- Ты хочешь отправиться туда со мной?
- Куда?
- Если бы я знал… Туда, откуда приходят снежные люди. В те миры. Прости, но разве тебя здесь что- то держит?
Я взглянула ему в глаза.
- Нет.
Я ненавижу города. Эти переплетения улиц, которые будто связывают души в узлы. Каменные дома и густые, неподвижные пропыленные деревья. Серое, больное и жестокое.
И еще долго, почти всю ночь, мы мечтали о том, как будет хорошо в том, другом мире. Каким бы он ни был - это мир неиспорченный, незагаженный, новый мир. Снежный человек, как мог, объяснил Андрею технику перехода в другие измерения: необходима предельная психологическая концентрация, способность достоверно вообразить себе черную точку, которая разрастается, набухает и наконец затягивает человека в иную реальность. Он говорил, со стороны это выглядит, как будто черная яма опрокидывается сверху и засасывает, но на самом деле - совсем не страшно.
Заснула я только перед рассветом. Однако бессонница впервые за долгое-долгое время не была мучительной. Я осознала вдруг, что в мире столько неизмеримых, бездонных, мучительно-сладостных тайн, постижение малой толики которых - величайшее блаженство, что мы с тобой - всего лишь крошечные сегменты в неразгаданном Господнем круге, но без нас он не совершенен. И, как в детстве, я трепетала перед необъяснимостью жизни. И еще мне почему-то казалось, что, где бы ты ни был, ты испытываешь сейчас те же чувства.
Проснулась я расслабленная, спокойная и, наверное, с улыбкой на лице. Примерно такое ощущение испытываешь в первые секунды воскресного утра - просыпаешься и вспоминаешь, что сегодня никуда не надо идти. И засыпаешь снова.
Я встала и пошла прогуляться. Всегда, когда меня переполняют впечатления, мне хочется побродить по улицам одной. Я шла по осеннему лесу. Золотистые осенние деревья еще скрывали восходящее солнце. Поднимаясь, оно сливалось с листвой такого же ярко-желтого цвета и будто растворялось в ней. Зыбкий прохладный воздух сочился сквозь листву, и для меня больше не существовало никаких границ.
Я вернулась только к обеду и застала Андрея, методично бросавшего поленья в печь.
- Знаешь, что скажу, - без предисловия начал он, - нет никаких параллельных миров. И никакой снежной расы тоже нет.
Я замерла на пороге.
- Это просто деградировавшие люди. Одичавшие потомки бомжей. Все.
- Но я… - и замолчала.
- Вот так опускаются люди через несколько поколений. Мне пришло в голову проверить, как на него повлияет алкоголь. Он опрокинул рюмку настолько привычным жестом!
- Это не доказательство.
- Еще какое доказательство, - возразил Андрей, - понимаешь, через несколько поколений организм приспосабливается к условиям обитания: появляется шерсть, например. Или способность хорошо видеть в темноте. Да много чего еще.
Я не стала возражать. Пошла в свою комнату, бросилась на кровать и вцепилась зубами в угол простыни. Так я лежала до тех пор, пока не услышала под окном урчанье, чередующееся с негромким призывным свистом.
Под окном стоял «снежный человек» и протягивал мне руку.
Оранжевая искорка медленно переместилась из одного уголка его глаза в другой.
Почему нет? Через десять дней изорвется в клочья моя одежда. Через десять лет я забуду человеческую речь. Разве Андрей не прав, разве держит меня что-то в этом мире, где я не могу вытерпеть зиму… Где все хорошие люди, в сущности, беззащитные дети… Не все ли равно? Чудовища станут моей семьей. Получеловек заменит мне тебя.
Не колеблясь больше, я протянула ему руку. Никогда не забуду, какая у него была ладонь - большая и теплая. Его похожая на обезьянью рожа скорчила одобрительную ухмылку. Он повел меня в лес. Ступни тонули в пожухлой коричневато-желтой листве. Мы уходили все дальше и дальше. Прощай, любимый мой… Прощай, прощай, прощай.
Павел Губарев
Золотые нити
Голос рассказчика задрожал. Витнесс, прежде разглядывавший ногти на правой, непокалеченной, руке, поднял глаза и оглядел всех пятерых, сидящих на скамеечках в осеннем парке. Понурые, серьезные лица немолодых мужчин. Никто не смотрит друг на друга. Все заняты своими мыслями, а мысли у всех отнюдь не веселые. Еще бы. И как все же хорошо, что строки Шекспира разрядили этот спор. Прохладный ветерок витиеватых фраз древней поэзии ласково коснулся разгоряченных лбов спорщиков и утихомирил их на несколько минут, даром что зачитали стихи лишь в качестве очередного аргумента.
Рассказчик откашлялся и продолжил:
