Дабт захлопнул книжку и торопливо спрятал ее под свой толстый вязаный свитер: в любой момент сюда могла нагрянуть медсестра - и прости-прощай тогда и Шекспир, и привычные «нелегальные» посиделки. В санатории «Хэдж-Сэппорт» за пациентами следили внимательно: как-никак раковые больные. А значит - интенсивная терапия и строжайшее слежение за их психическим состоянием. Последнее выражалось в регулярных «психотренингах» большими группами на свежем воздухе, ритмичном скандировании речёвок, подвижных играх и тому подобной чепухе, заполнявшей каждую минуту жизни пациентов. Чтобы не могла в эту жизнь просочиться ни одна капелька мрачной философии.
Да, за такое нарушение режима, уже вошедшее в привычку, никого бы по головке не погладили. А им - пятерым старикам, случайно обретшим друг друга, узнавшим себе подобных по застывшему выражению вопроса в глазах, - было нужно, до смерти нужно вот так собираться и говорить, говорить, спорить до хрипоты. О чем? Ну о чем могут спорить несколько человек, приговоренных болезнью к смерти?
- Ты замечательный чтец, Дабт, - улыбнулся Витнесс, желая потянуть эту паузу.
- Спасибо, - сухо ответил тот. - Очень жаль, но я это читал, увы, не для того, чтобы мы могли понаслаждаться стихами.
- Вот уж действительно, - отрезал Скепс.
Витнесс даже дернулся от этой реплики. Голос и внешность Скепса были под стать его имени - острые, резкие, режущие. Худое, вытянутое лицо, назойливые серые глаза. Не сказать, чтобы Скепс его раздражал - но держал в постоянном напряжении своими нигилистскими замечаниями.
- Стихи-то, может, и красивые, - продолжил мысль Скепс, - но подобный бред, положи его хоть на гениальную музыку, бредом и останется.
- Ты не согласен с Шекспиром? - миролюбиво спросил толстяк Детто, самый скромный из компании.
- А почему я должен быть с ним согласен? - взвился Скепс, - только потому, что он великий поэт? Бросьте! Да каждый из нас здесь сидящих знает, что такой страх смерти лучше десяти таких Шекспиров. Господа, прекратите прислушиваться к чужому мнению, прислушайтесь к своим ощущениям! Вы же знаете - и ох, как знаете, - что такое животный страх смерти. Слышите слово? Животный! Страх смерти обусловлен только биологически и на самом глубоком уровне. Вспомните тот момент, когда вы узнали, что у вас рак. Вспомнили?
Лица собеседников помрачнели. Никто опять не смотрел друг на друга.
- Вы почувствовали, физически почувствовали, как что-то холодное заползает вам в душу. Комок в горле, щекотки где-то в животе - вот ваши ощущения. Вспомнили? Панический ужас, лишающий рассудка в первую минуту, и постоянный гнетущий страх все эти дни после. Страх липкий, навязчивый, не отпускающий ни на секунду, несмотря на все эти, - Скепс указал кончиком длинного носа в направлении аллеи, - игры да речёвки. Это что - страх неизвестности? Вы хотите сказать, что этот жуткий страх - результат работы мысли? Ах вот, мол, я не знаю, что меня там ждет, и поэтому боюсь? Бред! Наше желание жить, наш страх смерти спрятаны так глубоко в подсознании, что никакие чисто умственные усилия не в состоянии их победить. Вы тут все эти дни только и делаете, что пытаетесь найти более или менее приличное, благородное оправдание своему животному нежеланию умирать и…
- Ну-у-у, - неуверенно потянул Дабт, - человек - это сложное существо, и нельзя его опускать до уровня зверя, который…
- Чушь! - презрительно воскликнул Скепс и мерзко хихикнул. - Не думайте, что вы тут такие высокие интеллектуалы и коленки у вас трясутся только лишь потому, что вы не понимаете, что вас ждет после того, как вы, пардон, копыта двинете. Вы боитесь, и боитесь точно так же, как тот бычок, которого вели на убой, перед тем как сделать из него котлету, которую мы с вами, между прочим, слопали сегодня на завтрак.
- И все же… Дабт потер лысину и оглянулся на собеседников в поисках поддержки. - Человек - это не зверь, он в состоянии бросить вызов… он может… ведь неоднократно люди подвергали себя риску смерти из любопытства…
- И много таких? - совершенно серьезно спросил Скепс.
- Ну… Я… Э-э-э… вот возьмем сейчас даже не самоубийц, а…
- Я ДУМАЮ, ЧТО ШЕКСПИР БЫЛ ПРАВ.
Голос Витнесса прозвучал так неожиданно, что все сидящие на скамейках вздрогнули и уставились на него. За много дней споров Витнесс говорил крайне редко, словно бы и не касались его их общие проблемы. Лишь сидел на своей любимой скамейке, привычно пряча изуродованную руку под темно-зеленым пиджаком, да поминутно расчесывал свои седеющие, но по-прежнему густые волосы.
- Я думаю, что Шекспир был прав, и могу это доказать, - все так же отчеканил Витнесс, но тут же пожалел об этом. Теперь уж точно придется рассказать все до конца.
Собеседники смотрели на него, не мигая. Вслух никто ничего не говорил, но и так было понятно, что от Витнесса ждут продолжения. Выдержав паузу, чтобы собраться с духом, он начал говорить, стараясь быть как можно тише и смягчая свои обычно металлические интонации.
- Так вот слушайте. И имейте в виду: то, что вы сейчас услышите, я никому не рассказывал. Ни разу. И пусть это останется между нами. Ладно? Смутная это история, да и те соображения, что называют этическими, не давали… - Витнесс запнулся, не зная, с чего начать. - Вот, кстати говоря, именно при тех событиях, - он высунул из-под пиджака покалеченную руку и помахал ею в воздухе, - я и получил эту травму.
- Да? - обиженно воскликнул Детто. - Ты всегда говорил, что это работа космозоологом тебя так наградила. А я-то уши развесил. Такая увлекательная байка про алайского тигра была…
- Это все было, - поморщился Витнесс.
- И алайский тигр?
- Было, было, - успокоил его Витнесс, - и тигр был. Да только это не он меня тяпнул - я его тогда раньше прибил. А это… это дело рук человека.
Удивленный вздох.
- Однако ж он тебя, - только и сказал Детто. - И как же это было?
Витнесс прикрыл глаза, колеблясь, но через мгновение уже начал говорить так, словно бы уже рассказывал это сто или двести раз - четко, слово за словом, выстраивая по кирпичикам здание правды.
- Я действительно начинал карьеру космозоологом, но это было еще в начале прошлого века. В 2105-м меня - еще довольно молодого ученого - заприметили некие спецслужбы. Надо сказать, это для меня не было неожиданностью: и те времена, как и, скорее всего, в наши дни, космос кишмя кишел всякого рода организациями, занимавшимися разработками различной степени секретности. Черт его знает почему. Может, и вправду много опасного и заманчивого было тогда на чужих планетах, а может, необжитые места были всего-навсего очень удобным местом для нечистоплотных экспериментов. Так или иначе, но я и пикнуть не успел, как оказался втянут в работу одной из спецлабораторий, деятельность которой, мягко говоря, не афишировалась. Как и следовало ожидать, вивисекцией космических зверушек наши доблестные спецслужбы занимались в таких масштабах, что десятой части увиденного мной за несколько лет хватило бы на то, чтоб от злости лопнуло три-четыре гринписовца.
И наша лаборатория была едва ли не самым страшным местом во всей организации. На нас сваливалась, пожалуй, самая жуткая, неприятная работа, на которую не отваживались обычные исследователи. Ежедневно мы резали инопланетных тварей, поливали их кислотой, жгли, травили газами, замораживали, выкидывали в вакуум… да мало ли. Десятки копошащихся в прозрачных контейнерах созданий отдавали своим инопланетным богам душу во имя земной науки. Было ли нам их жалко? Не знаю.
