Реджинальд Хилл
Прах и безмолвие
Похоже, все мы цепляемся за жизнь. А потом вдруг на нас нападает безразличие. Шум автомобилей на улицах, череда неразличимых лиц — все это так или иначе навевает мне сны наяву, стирает черты с лиц людей.
Люди, кажется, могут проходить сквозь меня…
Наша телесная оболочка хрупка, а под камнями мостовых — гробы, прах и безмолвие.
Часть первая
1 января
Уважаемый мистер Дэлзиел!
Вы не знаете меня. Да и откуда Вам меня знать? Мне иногда кажется, я сама себя не знаю. Перед самым Рождеством я шла по рынку и вдруг остановилась как вкопанная. На меня натыкались люди, а мне было все равно. Вы не поверите, но я снова ощутила себя двенадцатилетней девочкой. Вот я иду через поле неподалеку от аббатства Мэлроуз и осторожно несу кувшин с молоком, который только что купила на ферме; а впереди — наша палатка, и наша машина, и мой папа бреется, глядя в зеркало заднего вида, а мама склонилась над походной плиткой. И я чувствую запах жареной грудинки. Это был такой восхитительный запах, что я представила себе, какой же должна быть эта грудинка на вкус, если она так замечательно пахнет. И видимо, я ускорила шаг. А потом я споткнулась о кочку, и все молоко вылилось на землю. Для меня это был конец света, а родители просто рассмеялись, и все перевели в шутку, и дали мне огромную тарелку яичницы с грудинкой, помидорами и грибами. А после этого мне показалось, что они любят меня еще больше за то, что я пролила молоко, а не принесла его в целости и сохранности.
Ну вот, так я и стояла посреди дороги, чувствуя себя двенадцатилетней, любимой своими родителями и защищенной их любовью от всех невзгод. Откуда же взялось это чувство?
Просто я проходила мимо кафе, и через вытяжку на меня в прохладном утреннем воздухе пахнуло жареной грудинкой.
Как же я могу говорить, что знаю себя, если какой-то прозаический запах способен перенести меня так далеко во времени и пространстве?
Но я знаю Вас. Как самонадеянно это звучит после того, что я написала выше. Я хотела сказать, что знаю Вас в лицо и много о Вас слышала. И большинство отзывов, а точнее, почти все, не самого лестного содержания. Но это не ругательное письмо, и я не стану обижать Вас, пересказывая все это. Однако даже самые ярые Ваши хулители вынуждены признать, что Вы мастер своего дела и что Вы не боитесь докапываться до правды. Да, и еще, по счастью, Вы не страдаете от жалости к дуракам.
А я как раз и есть еще одна дура, из-за которой Вы не будете страдать. Видите ли, я пишу Вам это письмо, потому что собираюсь убить себя.
Нет, не сию секунду. Но, думаю, я сделаю это очень скоро, уж конечно, в течение предстоящих двенадцати месяцев. Я взяла что-то вроде новогоднего обязательства. А сейчас мне просто необходимо поговорить об этом с кем-нибудь. Ясно, что никто из моих знакомых решительно не подходит для этой цели. Равно как и доктора, психиатры и прочие профессиональные спасатели. Понимаете, это письмо вовсе не пресловутый крик о помощи. Я уже все для себя решила. Осталось только назначить день. Но я заметила в себе странное непреодолимое желание говорить об этом, каким-то образом намекать, давать понять. Но уж слишком опасно играть в такие игры с друзьями. Думаю, мне просто необходимо дать выход моим бредовым идеям. И для этого я выбрала Вас.
Извините меня. Я знаю, это тяжкое бремя для любого человека. Но, насколько я могу судить, мои письма станут для Вас просто «еще одним делом». Они могут Вас раздражать, но уверена, Вы не лишитесь из-за них сна.
Надеюсь, я верно представляю себе Ваш характер. Меньше всего на свете мне хотелось бы причинить боль незнакомому человеку, тем более что мой последний поступок причинит боль моим друзьям.
С Новым Годом!
Глава 1
— Все равно я не понимаю, почему она застрелилась, — упрямо проговорил Питер Паско.
— Потому что ей было скучно жить. Потому что она не видела другого выхода, — сказала Элли Паско.
Паско палкой проверил устойчивость шезлонга, с которого еще полчаса назад живописно свешивалась простреленная голова женщины, покончившей с собой. Как и следовало ожидать, шезлонг был