К тому времени, когда Дэлзиел добрался до театра «Кембл», он уже поостыл. Не испытав ярости, не познаешь сладости возмездия. Можно вовсю махать кулаками, сотрясая лишь воздух, но стоит нанести точный удар носком ботинка в нужное место, и из глаз противника польются слезы.
Речь шла не о том, чтобы самоутвердиться или удовлетворить свое самолюбие. Дэн Тримбл был неплохой парень, доброжелательный, неглупый и довольно щедрый на угощение. Уроженец Среднего Йоркшира, окажись он на этом месте, был бы куда хуже. Но шефу полиции следовало бы понять, что, хоть он и главный среди констеблей, что касается детективов, он в лучшем случае второй среди равных.
Первой ошибкой главного было то, что он напрямик сказал: «Пришло время закрывать дело Свайна». На него давил Иден Теккерей, судья, пресса и даже корпорация Делгадо в лице своих адвокатов, которые были заинтересованы в том, чтобы: а) им выдали тело для захоронения в фамильной усыпальнице и б) внести наконец ясность в обстоятельства дела, чтобы приступить к введению в действие завещания Гейл Свайн, тем более что она недавно унаследовала значительную часть акций Делгадо от умершего отца.
— Я тебе прямо скажу, Энди, — начал Тримбл. — Я тебе дал длинную веревку, но повесить на ней Свайна тебе не удалось, так? У нас есть его показания и показания Уотерсона, и они в главных моментах совпадают…
— Дайте добраться до Уотерсона, и все окажется совсем не так, — перебил его Дэлзиел.
Посмотрев на него с сомнением, Тримбл спросил:
— Как думаешь, вы его скоро отыщете?
— Очень скоро, — соврал Дэлзиел.
— Надеюсь, что ты не врешь, Энди, — тихо проговорил Тримбл. — Я стараюсь поддерживать своих людей, но твои действия вызывают отрицательный резонанс. Все говорит о том, что это самоубийство. Насколько я понимаю, самая серьезная неприятность, которая ждет нас в связи с этим делом, — это рост раздражения против тебя; так что сворачивай это дело как можно быстрее и не говори, что я тебя не предупреждал!
Одно это было достаточно неприятно слышать, но дальнейшее оказалось еще хуже. Покончив с трудным разговором на служебную тему, Тримбл явно почувствовал облегчение и, возможно, в душе уже поздравил себя с тем, как легко ему удалось заставить этого знаменитого йоркширского медведя танцевать его, Тримбла, родной корнуолльский танец цветов. Тримб налил Дэлзиелу и себе виски и с улыбкой сказал:
— Давай о другом. Меня сегодня за обедом так рассмешили! Кое-кто мне сказал, что слышал, будто один из моих офицеров собирается играть Бога в мистериях. Я ответил ему, что в йоркширской полиции есть место только для одного Бога. Собеседник уверял, что слышал это из вполне достоверного источника. А я сказал, что, согласно еще более достоверному источнику, если бы кто-нибудь из моих офицеров позволил себе позорить полицию, согласившись, чтобы его возили на карнавальном помосте в ночной сорочке по всему городу, я бы первый знал об этом!
Дэлзиел непонимающе уставился на шефа полиции, но в его словно высеченной из гранита голове шла напряженная работа. Дэлзиел вспомнил, как в ответ на предложение Чанг быть Богом он только расхохотался, ибо ничего иного, кроме насмешки, оно не заслуживало. Но она на этом не успокоилась, только улыбалась, сводила все к шутке и так щедро подливала ему виски, что под конец он обещал все же подумать над этим.
Ну, он подумал, опять расхохотался, встретился с ней вечером, чтобы выпить еще виски из ее запасов, и твердо отказался, намекнув, однако, что его притязания имеют вполне земной характер и весьма далеки от мыслей о божественном.
Но сейчас вдруг Дэлзиел почувствовал, что происходит нечто непонятное и не очень ему подвластное.
— Вы хотите сказать, сэр, — произнес Дэлзиел, — что, если кто-то из офицеров вздумал бы сделать что-то в этом роде, вы могли бы ему запретить?
— Я надеюсь, до этого никогда не дойдет, но, если бы подобное случилось, Эндрю, да, мог бы. И непременно запретил бы, не сомневайся!
Вот так. Ему указали его место. Его место как человека и как офицера. Дэлзиел так сдавил в руках стакан, что едва не превратил его в хрустальный шарик, готовый сделать то же самое с Тримблом. Но умный человек не станет действовать напролом, и Дэлзиел покинул поле брани, оставив этого корнуолльского лешего праздновать воображаемую победу.
Полный стакан «Хайленд-Парк», преподнесенный Чанг, окончательно остудил его голову. А когда коварная евразийка вкрадчиво сказала:
— Ты, похоже, чем-то расстроен сегодня, Энди. Тебя что-то тревожит? — Он уже смог рассмеяться и ответить:
— Ничего такого, с чем я не сумел бы справиться.
Через несколько минут, однако, к своему вящему удивлению, он уже рассказывал ей о том, как Тримбл стал вмешиваться в дело Свайна. Конечно, он старательно избегал конкретных имен. Но это была тщетная предосторожность, потому что не успел он произнести и несколько фраз, как Чанг перебила его:
— Ой, послушай, ты это о Филе Свайне, да? А я уж подумала, что с ним все выяснено. Он же был на моем приеме! Должна сказать, я удивилась, когда увидела его после всей этой трагедии с его женой. Она входила в наш театральный комитет.
— Ты хорошо ее знала? — оживился Дэлзиел, надеясь получить новую информацию.
— Нет, почти не знала. Этот ее интерес к искусству ни в чем на деле не проявлялся. Она просто сидела на каждом втором заседании. Думаю, ее увлечение было чисто внешним, но, надо отдать ей должное, она всегда первая показывала пример щедрости, когда нам не хватало наличных средств.
— Мужу ее это, наверное, очень нравилось, — ухмыльнулся Дэлзиел. — Она тебе о нем что-нибудь говорила?
— Нет. Я их видела вместе несколько раз, и похоже, что у них все было в порядке. Честно говоря, я всегда его жалела. Она производила на меня впечатление человека настроения, который считает, что все должны ему потакать.
Дэлзиел нахмурился, получив еще одно свидетельство неуравновешенности Гейл Свайн.
— Ты не очень-то любишь Фила Свайна, а? — спросила Чанг.
— Да я не то что не люблю, я его, ублюдка, просто ненавижу, — признался Дэлзиел.
— Но он чист, ведь так?
— Пока я дышу — нет! А почему тебя все это так интересует, милочка?
Она замялась, а потом решительно сказала:
— Вот, черт, слушай, лучше я тебе все расскажу начистоту, Энди. Я хочу, чтобы ты играл в спектакле Бога, нет, не говори пока ничего. Я выбрала тебя, потому что ты обладаешь совершенно особенной аурой. И Фил Свайн тоже, не для роли Бога, спешу тебя заверить, но… Я зондировала почву, потом случился этот кошмар с его женой, и я решила, что он для меня потерян. Но когда он в прошлое воскресенье появился у меня на приеме, я подумала, а вдруг ему захочется как-то отвлечься, знаешь, что-то вроде трудовой терапии… но мне в первую очередь нужен ты, и, если участие Фила будет серьезным препятствием, я решительно вычеркну его из списка, главное, чтобы ты согласился.
Она говорила неуверенно, сбивчиво, но у него почему-то было ощущение, что весь текст был заранее продуман и сцена эта разыграна четко, как по нотам. Второй раз за сегодняшний вечер он почувствовал, что им довольно откровенно манипулируют. Но как велика была разница между борцовскими приемами Тримбла и восточным массажем Чанг!
— Ну ладно, а на какую роль тебе нужен был этот тип? — спросил он, как, видимо, и требовалось по сценарию.
— В том-то и заключается основная сложность, Энди, — сказала Чанг, и зрачки ее золотистых кошачьих глаз расширились. — Я хотела, чтобы он играл Люцифера. Он должен был появиться в самом начале карнавального шествия в сцене, когда ты низвергаешь его в ад.
Дэлзиел расхохотался. Наконец-то восточное коварство и методы сыскной полиции совпали. Целью любого допроса было заставить беднягу сказать в точности то, что ты хочешь, чтобы он сказал!
