— Если я решу держать тебя, я часто буду вот так помечать тебя, чтобы другие вампиры знали, что ты мой. У нас отличное обоняние.
Она резко высвободилась и склонилась над ним, грудь пришлась ему как раз у рта.
— Угоди мне, Джейкоб.
Он хотел кусаться, как бешеное животное, но все же опомнился настолько, чтобы деликатно сомкнуть губы на ее соске. Его член был твердым и разбухшим, он скользил так близко к ее киске, что Джейкобу хотелось стонать. Он никогда не ставил себе цели так убедительно пользоваться языком. Сосать женскую грудь — почти такое же тонкое искусство, как и слизывать соки из ее лона. Если мужчина может преодолеть свое восхищение сосками и просто стимулировать их во время акта, награда бывает велика.
Он вылизывал ее медленно, методично, умывал ее, как кот, и был вознагражден мурлыканьем. Зарыв в его волосы пальцы на мгновение, она отпустила его, чтобы вытянуть руки вдоль его скованных рук, сомкнув ладони на его запястьях под браслетами. Теперь он пометил ее — влагой своего рта на ее груди, жидкостью с головки члена, настырно колотящегося о ее ягодицы и бедра.
Когда мурлыканье перешло в рычание, а ее движения стали более настойчивыми, он пустил в ход зубы. Теперь он схватил сосок, укусил, придержал, жестко нажимая, и в это же время быстро щекоча его языком, отпустил, чтобы кровь могла прилить обратно, потом повторил.
Ее киска скользила по его животу, она терлась клитором о его рельефные мышцы. Чувствуя ее на себе, он не мог сдержаться и трахал воздух, чтобы дать знать, как он хотел бы оказаться в ней.
Она сунула ему в рот другую грудь. Теперь он действовал грубее, покусывал, сильно тянул, а движения ее бедер становились все более неистовыми. Когда он расслышал ее неразборчивую мольбу, он понял, что эта женщина вот-вот утратит над собой контроль. Он стегал ее языком, тянулся, чтобы достать ее членом, она бешено двигалась на нем с яростностью женщины, стирающей на ребристой доске.
Когда она была на грани оргазма, он продолжал теребить ее груди, чувствуя, как твердый сосок трется о щетину на его щеке, она дернулась вперед, навалившись на него со страстью, разведя бедра как можно шире, чтобы клитор полностью соприкасался с его твердым животом, упираясь коленями в постель. Ее плоть конвульсивно сокращалась на нем, она вскрикнула на такой чистой ноте удовольствия, что заставила его член биться и пульсировать, потому что сама она была вне досягаемости.
Она кончала долго. Оргазм исторгал из нее крики, потом тихие хриплые стоны, она содрогалась, свесив голову, и волосы закрывали ее лицо. Как и оргазм в салоне, это было расслабление женщины, которая слишком долго себе отказывала. Как будто она только что вышла из добровольного заточения и разрешила себе получить удовольствие от мужского тела, какого давно не имела.
Она упала на него, и ее тело изогнулось. Когда же отодвинулась, прижимаясь виском к его плечу, она пристроилась щекой ему в подмышку, словно желая быть настолько близко, насколько это возможно.
Когда она вытянула руки, задев его скованные наручниками ладони, он сплел свои пальцы с ее, держа их с простой и свободной интимностью. Ее ресницы овевали его кожу, она закрыла глаза, прижалась виском к виску. Жгучее, почти духовное удовольствие, которое он испытывал от нее, было достаточным, чтобы отвлечь его от мучительной боли из-за самой сильной эрекции, какую он у себя помнил.
Наконец по Лиссе прокатилась последняя дрожь. Джейкоб оставался неподвижным потом повернул голову, дыша ей в волосы. На верхней части торса он чувствовал ее груди. Хотя он мучился, почему-то ему хотелось, чтобы они вот так остались навсегда, он знал, что доставил ей удовольствие, ощущая ее тихую радость.
Неохотно разжав пальцы, Лисса поднялась, прижимаясь задом к его стоячему члену. Глядя в голубые глаза, в которых было столько желания, что она снова задрожала, она пробежала пальцами с напускным безразличием по затвердевшим утолщениям его сосков, по мышцам, взмокшим от ее оргазма.
— Я тебя предупреждала, Джейкоб, — сказала она тихо. — Ты ослушался.
— Разве вы не рады? — голос его был хрипловатым, таким сексуальным из-за неутоленного желания, что Лисса захотела его снова и всего.
— Рада, — просто сказала она. — Но ты не радуйся. Я вернусь через час.
Поднимаясь над его обнаженным телом, она увидела, как его охватывает прилив ярости, вызванный сексуальной фрустрацией, такой, какая не бывает и у волка-самца, привязанного рядом со сворой течных самок.
— Прежде чем ты скажешь хоть слово, — сказала она еще тише, — вспомни, что это твой выбор. Если тебе трудно подчиняться моим командам, я освобожу тебя и предоставлю идти своим путем. Ты этого хочешь, Джейкоб?
Она сохраняла непроницаемое, нечитаемое выражение, а внутри нее голос вопил об уступке.
Если сказать эти слова много-много раз, подействует ли это там, куда ушел монах после смерти? Она была достаточно суеверна, чтобы помолиться и отменить проклятие, хотя казалось странным молиться в момент, когда тело еще дрожит после оргазма и требует совсем другого.
Она ничего так не хотела, как поцеловать оскаленный рот Джейкоба, почувствовать на его губах свой вкус, оседлать этот восставший член, ощутить соединение. Она только удовлетворила потребность, не дав себе той интимности, которой жаждала. А он так рассердился, что, очевидно, не был готов ответить на вопрос.
— Ну, раз ты не отвечаешь, я оставлю тебя одного, подумай.
Она могла найти много объяснений тому, почему так хотела Джейкоба. Вынужденное безбрачие, знания Томаса относительно того, что ее привлекает, одиночество, и, вероятно, отчасти все это было правдой. Но было и что-то еще. Когда он смотрел на нее, она чувствовала, что нашла что-то драгоценное, и было бы безумием это упустить. Может, Томас применил черную магию, чтобы убедить ее взять Джейкоба в услужение?
Он выбрал ей мужчину, который был всем, что она хотела, и ничем, что ей было нужно. Но если она рехнется настолько, чтобы оставить его себе, он должен усвоить основной урок, который она пыталась ему преподать. Иначе его время в ее мире будет кратким по причинам куда более серьезным, чем утрата положения в ее домашнем хозяйстве.
Джейкобу хотелось ее придушить, потом подмять под себя, ощутить, как открывается ее трепещущее тело, доверяя ему доставить ей удовольствие своими руками.
Но стоило задуматься, и Джейкоб вспомнил, как умирающий отмечал, что у всех вампиров иерархия должна постоянно подтверждаться конкретными заслугами. Даже у королев. Когда она приняла решение выйти за Рекса, заключив политический союз между древним азиатским королевским домом и более далекими потомками западноевропейского рода, это было ее решением. Джейкоб имел дело с женщиной, которая прожила достаточно долго, чтобы точно знать, что ей нужно делать, чтобы отстоять то, что ей принадлежит. Невзирая на внешние атрибуты культуры и цивилизации, которыми они себя окружали, вампиры привносили в свою личную жизнь и публичную политику такой уровень жестокости, что на их фоне любые человеческие проступки выглядят проделками школяров.
Он не понимал, насколько глубоко это настроение пропитало общество вампиров, проникло в их святая святых.
Джейкоб не принадлежал к тому типу мужчин, которых легко подчинить. У него к тому же был кодекс чести, которого он придерживался, несмотря на то, что все его решения выглядели бессистемными, не имеющими никакого плана. Причин оставить Гидеона было много, но в первую очередь это была некая тень, которая посещала его сны с тех пор, как он пробудился сексуально. Он вышел в мир искать ее. Гидеон подтрунивал над ним, говоря, что Джейкоб прочел слишком много ирландских народных сказок.
Джейкоб иногда сам сомневался в своем чувстве, ровно до той ночи, когда впервые увидел леди Лиссу. Воспоминание о тени разлетелось вдребезги, приведя его к настоящей женщине. Чувство стало лишь сильнее благодаря Томасу. Да, он был бродягой и мечтателем. Человеком, который был в поиске смысла судьбы почти тридцать лет своей жизни. Но это была ее судьба. Он был уверен в этом.
Однако вот это — он глянул на браслеты, ощутил ноющие мышцы — на самом деле не вписывалось в
