ответ на его изумление она резко кивнула. — Я заведу тебя гораздо дальше того, что ты считаешь своим пределом, на уровень, который
Она умела делать такие вещи, но при мысли об этом ей стало тошно, ее тело еще содрогалось от того поцелуя и оргазма, который возобновлялся, как сильный припадок, при малейшем прикосновении Джейкоба.
— Я решился служить вам, моя леди. Какова бы ни была служба.
Но в его голосе слышались гнев и протест.
— Я думаю, ты безрассуден и глуп, — сказала она, внезапно рассердившись. — Тобой управляют член и мужское самомнение. Ты романтизируешь ситуацию, ослепляешь себя.
Мир стал неверной радугой. Все было не тем, чем казалось. Ей нужно идти. Уже пора вернуться шоферу. Она не помнила, во сколько велела ему приехать. Она мысленно его поторопила, заставила повернуть ключ зажигания и направиться сюда еще до того, как он подумает о том, что возвращается раньше, чем она велела.
— Миледи?
По его встревоженному лицу она поняла, что ее радужные оболочки стали кроваво-красными, а бледное лицо еще бледнее. Клыки удлинились и теперь кололи ей губы, пуская кровь. Соленую кровь с металлическим привкусом.
Было слишком поздно. Кресло сделалось зеленым, потом фиолетовым. Пламя в камине приобрело цвет хаки с синими мелькающими искорками. Ей следовало довериться выбору Томаса и посмотреть, как Джейкоб действует под огнем.
— Флакон... у меня в сумке.
Быстро глянув ей в лицо, он взял сумку, поискал и нашел лекарство. Комната кружилась. Когда вращение остановилось, Джейкоб держал ее, осторожно усаживая обратно в кресло.
— Миледи, что случилось?
— Не твое дело.
Его кожа была такой горячей, такой живой. Она чувствовала сытность его крови, будто купалась в ней, но змейки боли тоже были там, свернулись в низу живота.
— Мне нужна кровь. Свежая.
— Прямо из источника или смешать вот с этим? — Он махнул стеклянной трубочкой.
— Смешать.
Однако мысли о том, чтобы запустить клыки ему в горло, было довольно, чтобы заставить ее вскрикнуть от острого желания, испытывая новый приступ боли.
Схватив опасную бритву, он провел линию лезвием по предплечью. Потекла артериальная кровь, быстрая и красная. Лисса удивилась, откуда он знает, что укола в палец мало.
Взяв флакон, он вынул пробку и поднес трубочку к своей коже, чтобы кровь лилась в нее и не расходовалась зря. При контакте с зельем она чернела. Он закупорил трубочку, встряхнул, подхватил полотенце и перекинул через руку, чтобы не закапать льющейся кровью одежду Лиссы.
— Дай мне. Пожалуйста.
Опираясь головой о спинку кресла, она пыталась положить руки на подлокотники и принять более достойную позу, хотя ей хотелось свернуться от боли клубком.
Он поднес лекарство к ее губам, бережно поддерживая голову. Живые глаза и зовущие губы оказались рядом с ней. А знает ли он, что его глаза меняют оттенок в зависимости от настроения? Сапфиры, летнее небо, Средиземное море перед закатом...
Она выпила горький состав, блаженствуя от вкуса его крови, жалея, что пришлось испортить первую пробу зельем. Когда он трогал ее лицо, ладонь была совсем рядом с клыками... Он не боялся ее — она ненавидела, когда ее боятся. Впрочем, она могла бы научить его бояться ее так, чтобы доставлять ей удовольствие. Чтобы доставлять удовольствие им обоим.
Цвета исправлялись, предметы приобретали более реальные очертания. Ей надо попасть в машину, но зелье делает ее апатичной. Она могла бы переждать здесь, а Томас за ней присмотрит... Нет, не Томас. Джейкоб. Она моргнула. Нет, она не может здесь остаться. Она пробыла здесь слишком долго — и раскрылась.
Джейкоб не понимал, какого черта тут происходит. Это не действие голода. В этом он был уверен. Это болезнь. Женщина, которая одним небольшим усилием сбила его с ног, теперь была хрупкой, как привидение. После приема лекарства клыки медленно втянулись, взор стал полночной тьмой и нефритом, и глядела на него она так, будто в ней жила душа ночи. Взгляд, который манил мужчин, даже когда их сковывал ледяной ужас.
— Доверие. Томас сказал доверять.
В ее глазах было что-то лихорадочное.
— Доверие надо заслужить, миледи. Если позволите, я начну.
Она посмотрела вниз. Проследив ее взгляд, Джейкоб увидел, что его кровь была на ее коже и на юбке. Когда он снова взял полотенце со столика, она не стала возражать, чтобы он вытер ей ладонь. С пятнами на юбке он ничего не мог поделать.
— Прошу прощения.
Она кивнула, наблюдая за ним зачарованным взглядом.
— Тебе повезло, что я не ношу белое. Я бы получила громадное удовольствие, наказывая тебя за то, что ты его испачкал.
Такая угроза со стороны вампира должна была устрашать. Но почему он почувствовал лишь возбуждение, когда пальцы ее руки дотронулись до раны?
Ее рука перестала двигаться, сжавшись в неожиданном спазме. Хотя Лисса была маленькой женщиной, едва достававшей ему до плеча, Джейкоб был уверен, что отпечатки ее пальцев на предплечье останутся надолго. Боль, впрочем, была частью бытия человека-слуги. Когда он стоял перед алтарем в монастырской часовне, кровь запекалась на его спине и кружилась голова, тело просило пощады, и он это понял. Томас готовил его бичеванием. Физическое страдание должно быть частью его заслуг перед леди, и оно не должно отвлекать его от заботы о ней.
Конвульсивное движение и дрожь руки привлекли внимание Джейкоба к ее лицу. Линии вокруг рта углубились.
— Миледи.
Она обмякла в кресле, и он ее поддержал. Волосы запутались у него в пальцах.
— Отнеси меня к двери, Джейкоб. — Ресницы затрепетали, показав на миг зеленые глаза. — Шофер... Мистер Ингрем должен быть там, снаружи. Он доставит меня домой.
Она не приглашала его отправиться с ней. Он мог проводить ее до машины, и на этом все. Он едва сдерживал разочарование.
Томас говорил, что внедрение в дом Лиссы займет некоторое время. Он предложил Джейкобу несколько разных планов действия, чтобы выполнить их со временем, и маникюр был первым из них. Поэтому, хотя Джейкоб и не планировал провала на сегодняшнюю ночь, он был к нему готов. Но Томас не знал, что с Лиссой что-то не так. Джейкоб чувствовал, как его сердце сжимается от страха, а разум полнится вопросами. Было очевидно, что она нуждалась в защитнике гораздо больше, чем представлял себе Томас.
Но то, как она посмотрела на него, доверившись ему хотя бы на миг, отодвинуло тревожные мысли. Он бережно устроил ее в кресле и вытащил из соснового шкафчика несколько предметов, не предназначенных для маникюра. Краги для предплечья с набором деревянных дротиков с серебряными наконечниками и маленьких ножичков — и девятимиллиметровый пистолет. Он стащил лосины, натянул потертые джинсы и