Предыстория случившегося не составляла ни для кого тайны. Потому и мнение новоорлеанцев было почти единодушным. Мужчины были возмущены нападением казаков на едущий наказать их отряд. То тут, то там слышались крики наиболее яростных граждан с требованием воздать по заслугам коварным казакам, а лучше – истребить их поголовно, чтобы никто и никогда не осмеливался покушаться на неотъемлемые права свободного человека иметь в услужении рабов.
Но крикунов было не столь много, хотя именно они бросались в глаза. Многие просто слушали их, согласно кивая или лишь изредка в наиболее ответственные моменты поддерживая гневный крик. И конечно, была масса таких, которые возмущались вместе со всеми, но никаких ответных мер не предлагали. Разве что требовали как можно скорее сообщить о случившемся президенту, а он пусть решает, что лучше сделать в подобном случае.
Все это происходило на улице. В «Кафе беженцев», в которое заглянули Липранди и Гюсак, криков было значительно больше. Оно понятно: все-таки люди здесь собирались более состоятельные, ответственные перед обществом за собственное процветание. Соответственно, помимо обличений и призывов тут звучали более взвешенные мнения об ответных мерах.
Кое-кто, напирая на малочисленность казаков, предлагал решить проблему собственными силами. Мол, недостатка в волонтерах не будет, можно даже достать несколько орудий, да и пользоваться ими некоторые умеют.
Кое-кто агитировал за привлечение армии. Мотивация была проста: армия существует для защиты граждан Североамериканских Штатов от любой угрозы извне. Разве же тут не угроза, и кровь невинно убиенных не вопиет к небу об отмщении?
Прозвучали радикальные предложения: обратиться в конгресс и лично к президенту с требованием вышвырнуть новых властителей Мексики из Америки прочь.
– Собственно, русских там горстка, – вещал один из радикалов. – Мы же с англичанами справились, а уж с русскими…
– Раз Испания продала свою бывшую колонию, надо признать законным находящееся на нашей территории мексиканское республиканское правительство. С этими мы всегда договоримся, – вторил ему другой.
Не беда, что слово «этими» было произнесено с издевкой. Главное для любого республиканца – это признание. Разве столь важно, кем и какой ценой?
– Но, господа, это же война! – сообразил третий. – До тех пор пока в деле не участвует армия, никаких претензий никто нам не предъявит. У России нет сил идти против нас. Тут же ситуация изменится. Готов ли президент объявить войну?
– Можно без всякого объявления. Достаточно уговорить губернатора, чтобы дал нам один полк, а дальше мы все сделаем сами. И уж когда русские сбегут за океан, можно будет заняться государственным устройством Мексики.
Липранди помалкивал, лишь слушая разговоры и запоминая лица. Де Гюсак тоже не вмешивался. К ним не приставали. Так и должно быть – раз не превратился в местного жителя, не суйся с советами. Твое дело – кивать да при желании помочь деньгами или личным участием в предприятии.
Желающих руководить гораздо больше, чем желающих делать, а желающих советовать в несколько раз больше, чем тех, кто хочет руководить. Потому «нет» конкуренции со стороны посторонних!
Появление Жана Лафита на время притушило спор и заставило улечься страсти.
Главу флибустьеров здесь уважали. За удачливость, деловую хватку, деловитость. Да сверх того, многие являлись его компаньонами, а остальные хотели бы ими стать.
– Жан, вы в курсе, что позволяют себе эти варвары?
– Разумеется.
– Мы решили примерно наказать их. Вы дадите нам своих непревзойденных канониров?
– Сожалею, господа. Все мои суда в море. Могу признаться как друзьям: с той же самой целью.
Развивать тему дальше Лафит привычно не стал. Он вообще не любил посвящать кого-нибудь в подробности своих дел. Многое же вообще не доверял никому.
– Жаль. Но может быть, вы сами присоединитесь к нам?
– Послезавтра утром я вынужден буду покинуть Новый Орлеан. Дела. Но обязательно навещу губернатора и выскажу ему свое мнение. Власть обязана защищать собственных граждан. Надо, чтобы наше великое государство подкрепило вас имеющимися в его распоряжении военными силами. Кстати, у меня имеется много товара. Есть ли желающие его забрать?
Желающие нашлись. Как ни пылали многие жаждой мести, это отнюдь не означало, что они так уж горели желанием лично участвовать в схватках. Да и вообще, месть преходяща, а деньги – вечны.
Но к немалому сожалению многих желающих, тех, кто имел дела с морским бизнесом, их суда сейчас находились в иных местах, и отправиться следом за Лафитом им было попросту не на чем. Потому те немногие, у кого моряки оказались свободны, ощутили себя подлинными счастливцами и избранниками. Раз за них Господь, кто может быть против?
Липранди и Гюсак тоже были довольны. Шхуна, находящаяся в распоряжении компаньонов, до сих пор стояла в порту, и Лафит согласился взять двух соотечественников с собой.
Бесстрастное лицо Липранди не выражало никаких чувств, в душе же его боролись две страсти. С одной стороны, он радовался окончанию миссии. Дела все сделаны, и осталось последнее: навестить пиратскую базу. Но намерение североамериканцев вторгнуться в Тешас порождало определенную тревогу.
Сумеют ли устоять казаки? Очень уж их мало на такую протяженную линию, и трудно собрать силы для отражения агрессии. На мексиканские же войска надежда была слабой.
И конечно, очень хотелось лично наказать наиболее пылких республиканцев, оскорбляющих его страну. Так хотелось, что рука сама тянулась к шпаге. Только долг офицера и подданного сейчас заключался в ином. К сожалению. Его задача была проста: слушать и делать выводы.
Хотя порою так хочется действовать!
20
Быть надзирателем Муравьев не собирался. Он назначил конкретный срок, предупредил о последствиях, и теперь осталось лишь проверить исполнение. Как и обещал – через неделю. Находиться же все время рядом не делает офицеру чести.
Существовала крохотная вероятность, что рабовладелец попытается за неделю укрепиться, встретить вернувшихся вооруженной силой, но что бы это ему дало? Можно отбиться от небольшого отряда, однако при конфликте с властью продержаться на территории чужого государства – вещь сказочная. На нарушение законов кто-то может посмотреть сквозь пальцы, но никто не потерпит вооруженного бунта.
Потому уехал Николай со спокойной совестью и даже гордостью за исполненное поручение. Куда – тоже было понятно. Поместье дона Педро, по местным меркам, находилось практически рядом. Даже совесть спокойна – не ради личных дел заглянул, а переждать назначенный срок. Казаки не возражали. Им тоже хотелось повидать соратников по недавним боям, равно как отметить встречу и отдохнуть. Потому решение капитана было принято с воодушевлением.
Времени до вечера осталось крайне мало, и в итоге пришлось остановиться на ночевку прямо в степи. Муравьев был готов двигаться во тьме, однако лошади притомились, а являться в гости в глухой предутренний час не слишком вежливо. Потому пришлось смириться, тем более ждать осталось не слишком долго. Что такое ночь? Заснул – она и пролетела.
Как раз со сном выходило плохо. В кочевой армейской жизни Николай привык отдыхать в любой обстановке. Не столь давно при преследовании удирающих из России французов ему частенько приходилось спать прямо на снегу.
Нет, конечно, постель в отчем доме – лучшее из мест, но где тот дом, и суждено ли туда попасть? Прерывать карьеру Николай не хотел, до генеральских же чинов ему было еще далеко.
В молодости бытовые трудности кажутся чем-то преходящим и отнюдь не способны испортить настроение.
Но сейчас Николай лежал рядом с бричкой и без сна смотрел на звездное небо. Давно угомонились казаки, погасли костры, и лишь часовые продолжали нести службу, оберегая товарищей. Не далекая спокойная Россия – тут поневоле приходилось постоянно быть готовым ко всему. Где-то могли бродить банды, и горе зазевавшемуся путнику, который не сможет вовремя заметить их появление. Тот же Клайтон
