– Зачем им это? – даже удивился Гомес.
Как истинный профессиональный революционер, он верил лишь в то, во что считал необходимым верить. Все же прочее, не вписывающееся в теории и догмы, отметал как ложь и обман.
– Земель тут много, – пояснил капитан. – Как же не завладеть ими? Вначале – поселиться, а затем – установить собственную власть. Не забывайте, наши соседи пользуются рабским трудом, который у нас запрещен. Сомневаюсь, будто они из одного уважения к новой республике откажутся от привычного образа жизни.
– Бросьте. Мы всегда сумеем договориться с теми, кто захочет жить в грядущем независимом государстве, – отмахнулся Гомес. – Сейчас главное для нас – победить. Хотя, думаю, наши планы стоит изменить. Будет лучше, если мы дождемся нападения на линию. Когда же казаки будут уничтожены и рассеяны, дружно выступим вначале здесь, а затем – по всей Мексике. И заодно немедленно заключим мир с соседями.
В отличие от Гомеса капитан колебался. Ему было трудно предать недавних товарищей и в то же время хотелось добиться чего-то большего, чем пост коменданта заброшенного форта.
– Вам даже не надо пока ничего делать, – между тем продолжал убеждать его Гомес. – Лишь чуточку промедлить с выступлением и не очень торопиться с походом. Надо беречь солдат, а не гонять их по всей степи. А там – пока вы дойдете – все будет кончено. Уничтожение казачьих станиц равносильно падению нынешней власти в Мексике. Что останется в распоряжении наместника? Только наши же части, которые не слишком заинтересованы в нынешнем положении дел. Один толчок – и все. Вы объявите, что раз нынешняя власть не в состоянии защитить страну, остается самим взять в руки оружие. Вот увидите: ваш поход вначале на Сан-Антонио, а затем на столицу будет триумфальным. Пока наместник осознает случившееся, предпринимать что-либо станет поздно.
Он задумался и после некоторой паузы спросил:
– Этот капитан… Других гонцов от казаков не было?
– По-моему, нет.
Кастебан действительно не знал о том, что Сысоев отрядил людей к графу сразу после случившегося. Муравьев же сказать об этом просто забыл.
– Хорошо, – протянул повстанец. – Так даже лучше.
– Вы предлагаете его задержать? – В тоне коменданта поневоле прозвучало возмущение.
– Нет. Пусть едет. Задержат его мои люди. – Гомес внимательно всмотрелся в собеседника и добавил: – На некоторое время, достаточное для наших планов. Лишние три-четыре дня, думается, окажутся более чем достаточными. А там любые распоряжения наместника будут запоздалыми.
Кто хочет верить, обязательно уверует. Комендант хотел – и поверил.
– Я сейчас угощу капитана Муравьева обедом, после чего, думаю, он сразу отправится в путь. Дон Николай серьезно относится к службе и даже на отдых остаться не согласен.
– Мне много времени не требуется. Часть людей расположились недалеко, а дорога на Сан-Антонио одна. Вполне успеют перехватить вашего капитана. Я немедленно отправляюсь к ним. Значит, помните: ваша главная задача сейчас – собираться и двигаться как можно медленнее. Только и всего.
26
– Признаться, я был о вас куда лучшего мнения, господа.
Лафит ходил по кабинету из угла в угол, и взоры сидевших капитанов поневоле следовали за своим босом.
Главарь флибустьеров явно был зол и едва мог скрыть это. Он вообще всегда старался внешне казаться бесстрастным, однако случаются ситуации, когда чувства так и стремятся вырваться наружу.
Ничего особо непоправимого не случилось, но порою кажущиеся мелочи вызывают гораздо больше эмоций, чем откровенные неудачи. С последними даже легче бороться, так как делаешь это сам, а не вынужден полагаться на помощников.
Вон сидят рядком… Бестолочи, право слово!
Нет, надо было выходить в море и принимать командование самому. Тогда результат был бы иным.
– Но, бос, там был русский шлюп… – начал в свое оправдание Джанни Огненная Борода.
– Один шлюп, – подчеркнул Лафит. – У вас же было четыре корабля. Только не говорите, что русские сумели бы разорваться на четыре части. Разве что если бы у них рванула крюйт-камера… – Он дал возможность своим капитанам оценить тонкость юмора и продолжил: – Пока шлюп гонялся бы за одним из вас, другие вполне успели бы сделать свое дело. Вам было достаточно всего лишь потопить купцов. То есть времени на грабеж тратить было не надо. Подожгли или продырявили – и отвалили. Раз уж не было возможности захватить пассажиров заложниками. Хотя родители тех детишек люди богатые. В крайнем случае шлюп бы потопил кого-то из вас. Но – одного.
Быть потопленным никого из капитанов не устраивало. Как не устраивало и членов их команд. Тем более – рискнуть можно ради добычи, когда же прибыли не светит, лучше своевременно отвернуть в сторону.
– Дались нам эти транспорты, – пробурчал все тот же Джанни.
– Дались! – довольно резко отрубил Лафит. – Поймите же, дурни: нам обязательно требуется изгнать Россию из Нового Света. Если раньше нашей главной целью была Испания, то теперь о ней можно забыть. Испанцы ослабели и уже никогда не будут играть прежней роли. Россия же – сила. Страна, сумевшая победить непобедимого Наполеона, если не самая могущественная, то уж одна из могущественнейших в мире, укрепившись здесь, мигом не оставит места для нашего бизнеса. Вы этого хотите? Нам необходимо, чтобы Мексика являлась слабой независимой страной, а не сильной колонией мировой державы. Если бы получилось доказать, что русским нельзя верить и из-за них погибли дети мексиканских землевладельцев, их власть пошатнулась бы настолько, что даже мы сумели бы захватить всю страну. Конечно, если бы нам это потребовалось. Надо было мне самому возглавить предприятие.
Высокая политика волновала капитанов мало. Нет, они были тоже против появления новой силы на здешних берегах, только пока еще не осознали всех грядущих угроз. Соответственно, умирать ради неких отвлеченных рассуждений не хотели.
Лафит почувствовал это и досадливо махнул рукой.
Не дано людям понять ничего иного, кроме денег в кармане, так какой смысл что-то им доказывать?
Жаль, Белюш уже отплыл к Боливару. Уж дядя полностью разделял опасения племянника. Просто Белюш считал, что начинать приобщение к свободе можно с любых стран. Раз в данный момент нашелся яркий человек, обративший внимание на конкретные земли, то надо помочь ему. А там, глядишь, всеобщий революционный пожар сметет с лица Америки всех угнетателей.
Дядя ни за что не выпустил бы конвой из цепких пальцев. Не то что эти!
Плюс ко всему Лафита уже который день волновала тайна исчезновения русского пленного. Если он утонул или был прирезан втихаря каким-либо недоброжелателем, ничего страшного нет. Однако главарю флибустьеров и губернатору пиратского острова не давало покоя предыдущее путешествие Поля. Вдруг он лгал, и его не унесло пьяным в море, а была попытка бегства?
Все шлюпки и лодки находились на местах, однако черт склонен порою на самые дикие шутки. Вдруг русскому моряку удалось договориться с командой какого-нибудь торговца, и он тайно покинул Галвестон?
Все владельцы, на взгляд Лафита, являлись надежными людьми, вдобавок – заинтересованными в дальнейшем сотрудничестве отнюдь не меньше флибустьеров. Но мало ли что случается в жизни!
«Свои» моряки могли покинуть предприятие, когда им только вздумается. Никаких каверз от них ожидать не приходилось. Всякому понятно: человеку может надоесть выполняемая работа. Или, скажем, он успел сколотить себе небольшой капиталец, достаточный для основания собственного небольшого дела на берегу. Умные люди используют море лишь как трамплин к дальнейшему. Глупцы ходят в рейсы до конца дней, будь то болезнь или виселица. Но не каждый же рождается глупцом!
Насчет же Поля у Лафита имелись некоторые подозрения. Не было в русском моряке должного энтузиазма. Прямо обвинить Поля было не в чем, но почему-то в пленном была не заметна благодарность за поворот судьбы, не только спасший его от смерти, но и обещавший доставить некий приработок. Или неблагодарность – это всеобщая русская черта? Кто их разберет!
