возобновившееся желание.
— Ты знаешь, что ты со мной сделала? — прошептал он. — Ты свела меня с ума. Я люблю ощущения от прикосновения к твоему нежному и теплому телу и то, что наши тела так совершенно подходят друг другу. Я люблю твою страсть, твой неистовый, сладостный отклик на мои прикосновения.
Стефани ощутила его губы на своей шее и закрыла глаза, пока изумительное наслаждение начало волной подниматься внутри нее. Ее дыхание участилось, она пришла в лихорадочное возбуждение и, забыв о своем утомлении, подняла ноги и обвила ими его бедра, ее руки безостановочно скользили по напряженным мускулам его спины и плеч.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее.
— Взгляни на меня, — прошептал он, когда ее глаза изумленно открылись.
Его голос стал глуше и напряженнее, каждый нерв его тела кричал от удовольствия.
— Той ночью в твоем доме… ты выглядела такой холодной, такой далекой. Бесчувственной. Это свело меня с ума. Я хотел увидеть тебя такой, как сейчас, обнаженной и горящей от страсти. Я хотел, чтобы ты сходила с ума, как схожу я, когда мои руки прикасаются к тебе. Ты такая прекрасная.
Стефани слегка постанывала, ее тело инстинктивно извивалось под ним, ногти впивались ему в спину. Отчаянные мольбы и бессвязные звуки слетали с ее губ.
Его руки гладили ее, пока ее разгоряченное тело обольщало его. Его голос побуждал ее к полной раскрепощенности, он хрипло бормотал откровенные сексуальные признания. Безостановочные движения Стефани свидетельствовали о страстном желании, которое невозможно было отрицать, и которому невозможно было сопротивляться.
Энтони застонал и запустил свои пальцы в ее густые волосы, требовательно целуя ее, его размеренные ласковые движения сменились внезапно более сильными толчками. Он чувствовал, что готов взорваться, он ничего не осознавал, кроме все сокрушающего огня и женщины, обвившейся вокруг его напряженного тела, побуждающей его удовлетворить ее неистовое желание. Он входил в нее снова и снова, едва слыша ее нежные стоны и свои собственные хриплые вскрикивания. И если бы он знал, что завершение акта будет означать его собственную смерть, он не захотел — не мог бы остановиться. Она снова плакала — он почувствовал вкус ее слез, и завершение любовной схватки заставило его содрогнуться с такой силой, которая совершенно опустошила его. Последующие часы Стефани не думала ни о чем. Она уснула в его объятиях, даже не почувствовав, как он потом накрыл ее и выключил свет. Она проснулась в темноте, его руки и губы оживили ее тело, и она отдалась ему, даже не пытаясь противостоять. Если она не кричала вслух о своей любви, то это только потому, что она была убеждена, что он не хотел бы этого.
Проснувшись во второй раз, Стефани еще до того, как открыла глаза, осознала, что она одна, и поняла, что, если он оставил ее, она не перенесет этого. Когда она все-таки открыла глаза, то увидела, что он стоит у окна. Его лицо было замкнутым, но Стефани теперь знала, что его замкнутость лишь маска. Он был обеспокоен чем-то, что заставило его подняться еще до рассвета. Живое воспоминание о нем как о любовнике глубоко запечатлелось в ее уме и теле. Он сказал, что она узнает, что значит быть порабощенной кем-то, теперь она это знала. Если такова была его цель, он мог чувствовать себя удовлетворенным, ее желание к нему было подобно гибельной страсти, неизлечимому безумию.
Если он хотел обидеть ее, более подходящего случая не нашлось бы. Несколько слов или холодное «до свидания», и она была бы уничтожена.
Не в силах притворяться, она села в постели, обняв ноги руками.
Он не повернул головы, но догадался, что она не спит. Когда он заговорил, его голос был мягким.
— Почему, Стефани?
Она промолчала, не уверенная, что поняла вопрос.
— Почему ты вышла за него замуж?
На это было нелегко ответить, но, по крайней мере, это было не «до свидания». Она глубоко вздохнула.
— Потому что боялась.
Он повернул голову, его удивление было очевидным.
— Боялась меня?
— Тебя. Себя. Многого. Я думаю, что знала даже тогда…
— Что?
Она колебалась, она не могла заставить себя произнести: «Знала, что пропала, знала, что принадлежу тебе».
Вместо этого она сказала другую часть правды:
— Знала, что не могу сравниться с тобой. Что я… неровня тебе.
— О чем ты говоришь?
Он пересек комнату и присел на край постели.
— Каким образом неровня?
— Я притворялась не такой, какой была на самом деле. Притворялась уверенной в себе, сильной…
— Стефани…
Она прервала его.
— Когда ты первый раз пришел в наш дом, мне было шестнадцать, а ты уже был широко известен. Папа и другие люди восторженно говорили о тебе, твоих исследованиях, твоих находках в опасных, экзотических местах, твоем необыкновенном инстинкте. Ты показался мне более значительным, чем сама жизнь. В тебе было все, что я хотела бы иметь сама. Элегантность. Уверенность в себе. Ум. Ты был всегда спокойный, сдержанный… Необыкновенный. Я никогда не смогла бы стать такой.
— Поэтому ты и поступила так?
— Частично, да. Я не знала, что ты увидел во мне. Не понимала ни тебя, ни себя, и это пугало меня.
— А Харди? — В голосе Энтони появилась резкая нота. — Но почему именно он, Стефани?
Она беспомощно тряхнула головой.
— Тогда это казалось ясным. В нем не было сложности. Он весь был как на ладони, без секретов и загадок. Он казался мне более надежным.
— Ты не любила его.
Это был не вопрос, но, тем не менее, в его интонации слышалась вопросительная нота.
— Нет, но я думала, что смогу научиться любить его. Он… ничего не ждал от меня, Энтони. Я не знала, что ты видишь во мне, и боялась, что ты не найдешь того, чего хочешь. А он хотел любить меня такой, какой я была, и я подумала, что лучше быть любимой без всяких сложностей.
Он минуту помолчал, затем спросил ровным голосом:
— Что случилось потом?
— Если бы я была старше и умнее, то поняла бы, что такая любовь не может продолжаться долго и что мужчина, не обладающий глубиной чувств, способен лишь на мимолетные увлечения. Льюис был похож на ребенка с новой игрушкой. Он был увлечен мною, но не мог любить меня вечно. Он не мог любить меня даже долго.
— Кто попросил о разводе?
Она удивилась вопросу, но честно ответила на него.
— Я. Я была не столько обижена, сколько унижена своей собственной глупостью, когда узнала о его неверности. Между нами не было крупных ссор, я просто сказала, что ухожу.
— Он не оспорил развод?
— Он едва заметил его, так был увлечен новой игрушкой, которую пытался увести у одного мужа. Это поглощало все его внимание.
Она глубоко вздохнула, стараясь, чтобы ее голос был твердым.
— Мне жаль, что я руководствовалась эгоистичными побуждениями. Но я не хотела обидеть тебя, Энтони. Я только боялась.
После долгого молчания он сказал:
