Все четверо – Ретт Батлер замыкал шествие – прошли в столовую и остановились.
– Какой изумительный стол, мистер Батлер! – воскликнула Джессика.
– Это все Саманта, – смущенно отозвался Ретт.
Потом он как хозяин остановился во главе стола, взявшись рукой за спинку стула.
– Мисс Строуберфилд… Мистер Хайнхилл… Мистер Перкинсон… – произнес Батлер, приглашая гостей занять места за столом.
Ретт опустился на стул во главе стола, Ален сел рядом с Джессикой. Роберт занял пустующий стул Луизы по правую руку от Батлера.
…Ужин подходил к концу, но натянутость и неловкость, которые проявились в начале вечера, так и не смогли покинуть всех присутствующих. Общий разговор не получился.
Ален был бледен, брови его были постоянно нахмурены. Он почти все время молчал, ограничиваясь иногда короткими просьбами передать какое-либо блюдо или прибор. Ретт не поднимал глаз от тарелки.
Один только Роберт старался расшевелить компанию.
– Это вино из ваших имений, мистер Батлер? – спросил юноша, указывая рукой на хрустальный графин.
Ретт, занятый своими мыслями, не ответил.
– Да, молодой человек, – произнесла Саманта, которая стояла чуть поодаль.
– А где они находятся? – спросил Роберт уже у Саманты.
– Недалеко отсюда, ответила служанка. Несколько десятков миль. Тара, может слышали?
Роберт отрицательно покачал головой.
Снова воцарилось молчание. Внезапно Роберт, скосив глаза на Батлера, который сосредоточенно смотрел в тарелку, разразился хохотом.
Все оторвались от тарелок и посмотрели на Хайнхилла как на сумасшедшего.
– Все нормально, леди и джентльмены! – успокоил их Роберт и обратился к Ретту, преодолевая очередной взрыв хохота:
– Не отчаивайтесь так, мистер Батлер! Мы скоро покинем ваш гостеприимный стол!
Ретт недоуменно смотрел на Роберта. А тот продолжал, нимало не смущаясь:
– У вас такой серьезный вид, мистер Батлер… Бьюсь об заклад, что вам не очень хотелось приглашать нас к ужину. Это все Джессика…
– Ничего подобно! – встрепенулась девушка. – Клянусь…
– Нет, инициатива была моя, – несколько рассеянно проговорил Ретт.
– Тогда почему вы с нами не разговариваете? – спросил Роберт.
Джессика положила свою ручку на широкую ладонь Ретта Батлера.
– Мы все отчего-то раскисли, – сказала она, оглядев всех сидящих за столом, – не только мистер Батлер… Впрочем, иначе и быть не может. Куда ни повернешься, всюду сплошные трагедии…
– Если бы вы знали, – воскликнул Роберт, – что творится в доме моих родителей! Я уже три недели не ходил туда обедать, а сегодня пошел. Во главе стола – папа, у которого целую неделю бастуют рабочие и который пребывает в ссоре с моим братом… Сидит и молчит, точь-в-точь как вы, мистер Батлер. Но у вас не бастуют рабочие – вы им порядочно платите! И у вас нет взбунтовавшегося сына… Вы живете один, разве это не прекрасно? Вас окружают только эти – юноша показал рукой на картины, – милые, покладистые люди, с которыми никаких проблем… Вам с ними хорошо?
Ретт Батлер хотел осадить молодого человека, рассказав о том, как он вернул недавно шестнадцать потерянных миллионов, и с какими страстями ему довелось столкнуться при этом деле.
Однако он не стал этого говорить. Отчасти ему было жаль разбивать доводы молодого человека, отчасти ему было все равно, как о нем думает Роберт… Но самое главное, Ретт увидел, что остальные гости оживились.
Лед был сломан.
– Нет, мистер Хайнхилл! – со смехом ответил юноше Ретт. – Здесь не совсем так, чтобы никаких проблем с картинами… Кое-кто у меня ходит в любимчиках, а кое-кому я даже изменяю.
– Вот как? – подняла брови Джессика.
– Представьте себе! – тихо сказал Ретт.
Он посмотрел на девушку.
– У меня была картина, знаете… Она называлась «Дама с горностаем». Ее я любил, но после смерти жены стал тихо ненавидеть…
– И что же? – спросила девушка. – Вы сожгли ее?
– Нет, вы что? – Батлер изумленно посмотрел на Джессику. – Все было гораздо банальней. Я продал ее.
– Продали? – скривилась Джессика.
– Милая мисс Строуберфилд, – сказал Ретт. – Что с того, что картина внушала страшные ассоциации мне? Для других людей она была по-прежнему приятна. И к тому же, это предмет искусства!
