неуверенно, будто заодно спрашивала саму себя.
— Я не знаю, не знаю! Но уверяю вас, что подробности, которые она мне описывала… Девочка говорила, что черепаха от холода впала в спячку, так что вряд ли она находится в доме. У вас тут хорошо топят. А сад есть? Открытое помещение?
Мама резко повернулась ко мне. В глазах застыл вопрос. Слово «сад» натолкнуло ее на мысль.
— К этой шутке случаем не причастна бабушка Эя, Элиза?
Спасти из этой ситуации может только немедленный отвлекающий маневр.
Я опустила голову.
— Бабушка Эя тут ни при чем. Я расскажу все, синьор Макс, — запинаясь, прошептала я, будто что-то недоговаривая. — Вы все время меня куда-то приглашали… Встретиться в парке после школы… Говорили, что у вас для меня подарок. Тогда я решила над вами немного подшутить и придумала эту историю с исполинской черепахой. Я не сказала сразу, потому что знаю, мама не хочет, чтобы я разговаривала с незнакомыми людьми, даже по Интернету.
— Вон из этого дома! Предупреждаю вас: я вызову полицию! А ты отправляйся в свою комнату! С тобой я потом поговорю!
Мама как фурия схватилась за телефонную трубку.
Макс шагнул в мою сторону, тыкая в меня пальцем, будто желая пронзить им меня.
— Это все выдумки! Лгунья! — взревел он.
Тогда мама стала кричать:
— Уходите! Оставьте в покое мою дочь!
Ее пальцы тем временем судорожно набирали номер телефона.
Макс повернулся к ней. Испугавшись, он тут же опустил руку и начал пятиться к двери. Так он и шел задом, то и дело спотыкаясь о ковер. Он еще больше побледнел. Но самое забавное, что вид у него был не только очень рассерженный, но и виноватый. Макс открыл было рот, чтобы что-то возразить, но потом передумал. Он повернулся к нам спиной и, ни слова не говоря, распахнул дверь и бросился вниз по лестнице.
Так и не набрав номер, мама положила трубку, а йотом с грохотом хлопнула дверью.
Воспользовавшись этим, я улизнула в свою комнату.
В ожидании бури я забралась на кровать. Лучше уж история про маньяка, чем про черепаху. Думаю, мама и думать про нее забыла. Маньяк! Это куда серьезнее, чем выдумки про гигантских черепах.
Правда, мне было не по себе: я оклеветала невиновного, и мама вполне могла вызвать полицию. Другая, более владеющая собой мать, так бы и сделала. Думать об этом не хотелось. Все. Это первый и последний раз: никогда в жизни я не буду обвинять людей в том, чего они не совершали.
Но к маминым слезам я не была готова. Она вошла в комнату с блестящими глазами. Ей было страшно — это было видно. Страшно за меня. Разумеется, сердилась она тоже, но ее слова меня подкосили.
— Элиза, какая муха тебя укусила? — пробормотала она, садясь рядом со мной на кровать. — Этот человек мог сделать тебе плохо, ты понимаешь это? Очень плохо.
Я крепко обняла ее и, не выдержав, выпалила:
— Мама, я все это придумала. Он никогда не предлагал мне встретиться в парке.
Мама обескураженно уставилась на меня.
— Тогда зачем ты это сказала?
— Хотела, чтоб он ушел. Он мне не понравился.
И тут-то пришла буря. Мамины слова обрушились на меня точно ледяной град. Она обвиняла меня в гнусности, говорила, что я попаду в ад, но потом силы ее оставили, и мама заговорила спокойнее, почти мирно.
— Мне кажется, я провожу с тобой слишком мало времени, — пробормотала она, автоматически шаря руками в поисках сигарет. — Если бы твой отец был жив… Одна я не справляюсь… Если бы он был жив, он бы знал, что с тобой делать.
У меня сжалось сердце. Это было ужасно!
Мы немного помолчали, потом мама вздрогнула, будто до нее вдруг дошло, что я сделала.
— Я больше не могу тебе доверять! Ты врала! Ты оклеветала невинного! Ты выдумала несуществующую черепаху! Почему? Почему? Почему? Ты такая странная, такая странная, как… Что мне с тобой делать?
Странная, как кто? Как бабушка Эя?
Я молчала, опустив голову, ожидая, когда пройдет буря. Мне было очень больно видеть маму такой, но что еще я могла сказать ей, не выдавая мой секрет?
— Я люблю тебя, — прошептала я наконец. — Ты замечательная мама, серьезно. Самая лучшая мама в мире.
— Попробуй тебя пойми, — вздохнула она. — Но я тоже тебя люблю. Ты все, что у меня есть.
Я вздохнула с облегчением. Теперь можно и приласкаться, мне это было очень нужно.
Я улеглась поудобнее, положила голову маме на колени, а ее руку прижала к щеке. Как хорошо!
И тут завыла сирена.
— Мне надо пойти переставить журналы в киоске, — вздохнула мама. Ей тоже явно не хотелось от меня уходить.
— Наводнение? — испуганно прошептала я.
Мама нежно ущипнула меня за щеку.
— Я слышала по радио, что сегодня уровень воды побьет все рекорды последних десяти лет.
Глава двенадцатая
Наводнение! А бабушка Эя в глубокой коме. Охваченная тревогой, я подумала, что черепаха так и умрет во сне, и вскочила как ошпаренная.
— Ты куда? — воскликнула мама.
Но я уже была у двери.
— Мне надо сделать одно дело!
— Так срочно? Что это за дело?
— Долго объяснять!
— Не забудь шапку, холодно! — крикнула она мне вслед.
Но я уже выбежала вон, сорвав на бегу куртку с дверного крючка.
Над Венецией раздавался вой сирены. Еле уворачиваясь от прохожих, получая пинки и удары, я неслась по узким улочкам. Сердце бешено колотилось. Мне вспомнились военные фильмы. Но венецианцы были спокойны и привычно закрывали ставни магазинов. На самых оживленных улицах уже ставили деревянные мостки.
В Венеции наводнение встречают с философским спокойствием. Продавцы убирают товар с пола и раскладывают повыше, чтобы не намок. Убирают ковры. Как по волшебству, прохожие моментально облачаются в резиновые сапоги выше колена, и город охватывает веселое возбуждение: никто не боится наводнения.
Боялась только я. Уже начинало покалывать в боку, но я бежала не останавливаясь.
Через десять минут я уже была на Челестии.
Перейдя мостик, я бросила быстрый взгляд на уровень воды в лагуне. Пляж с отходами уже погрузился под воду. Я ринулась дальше, забыв о пешеходах, которые могли попасться мне на пути.
Казармы.
Я пробежала мимо, не обращая внимания на людей, которые суетились в садах, собирая разбросанные вещи. Никто меня не окликнул. Никто не спросил, куда я мчусь.
Сирена смолкла. Сколько у меня времени? Час? Два? Я понятия не имела, что буду делать, когда окажусь на месте. Потом решу, а сейчас надо торопиться.