получаемые указания противоречивы. Это — следствие того, что на местах имеются представительства не только ИНРА, но и других политических организаций. Ответ Фиделя служит еще одним уроком революционного единства.
Против диктатуры Батисты, говорит Фидель, выступили самые широкие слои населения: от жителей района Виста-Алегре в Сантьяго-де-Куба до обитателей района Мансана-де-Гомес. Затем возникли определенные проблемы, являющиеся следствием разнородного состава наших революционных рядов, потому что революция началась как борьба, вызванная к жизни различными политическими течениями, но благодаря деятельности революционного руководства она превратилась в борьбу за решение огромных социальных проблем, стоящих перед страной. И то, что было действительно необходимо Кубе, но не находило отражения в сознании масс, теперь стало реальностью и укрепилось в сознании сограждан. Революция уже укрепилась в сознании народа. Она перестала быть уделом романтиков и стала делом масс.
«Следует помнить, — продолжал Фидель, — как началась революция. Ведь революция началась не безлико. Революция началась как плод труда определенных людей. Вспоминается, что на первом этапе борьбы в Сьерра-Маэстре каждый раз, когда мы заходили в крестьянский дом, его обитатели стремились убежать, и не потому, что они к нам плохо относились, а потому, что боялись и, кроме того, не верили в возможность победы революции. Вначале у них не было веры, но был страх. Очень немногие верили в нас. Потом их становилось все больше и больше. Вначале мы были своеобразным злым духом Сьерра-Маэстры, потому что, действительно, нас никто не приглашал укрыться в горах в превратить их в поле боя вопреки воле местных жителей. Жители Сьерры — люди добрые и благородные, но на нас они смотрели со страхом, так как ждали, что потом последуют репрессии, а они были совершенно бессильны перед армией. Но затем они начали постепенно меняться.
Вспоминается, что тогда я уже заговаривал о земле для гуахиро. Но тогда они думали, что потом нагрянет сельская гвардия, и поэтому не очень-то обращали внимание на земельный вопрос. Кроме того, следует сказать, что с гуахиро и раньше многие заговаривали о земле. Зачастую у них обманом выманивали по 30–40 песо за какие-то бумажки. Поэтому на нас они смотрели как на людей с ружьишками (нас всего-то было 10–12 человек), говорящих им о земле, а сами думали про себя: „Может быть, люди они и неплохие, но занимаются ерундой“.
Так было, но гуахиро формировался в процессе борьбы, и настал момент, когда крестьянские массы стали массами революционными. К нам присоединялись и рабочие, и в конечном счете они внесли важный, решающий вклад в нашу борьбу, потому что именно рабочие обеспечили полную победу революции перед лицом происков военной казармы „Колумбия“. Революция началась как плод труда отдельных людей, цели ее становились все конкретнее с каждым месяцем, и она стала еще сильнее за год правления революционного правительства.
Действительность такова, что весь наш народ стал сейчас народом-революционером. Это произошло после того, как было принято две дюжины революционных законов, когда реакция становилась все более реакционной. Реакция встает на путь контрреволюционной борьбы. Эти два процесса идут рука об руку. По мере того как смутные пожелания сознательно превращаются в конкретные дела, реакция становится все более и более контрреволюционной. Таким образом, народ делается все более революционным, а реакция — более контрреволюционной.
В конце этого года мы столкнулись со следующим явлением: массовые мероприятия становятся все значительнее, но не количественно, потому что у революции сейчас меньше симпатизирующих, чем было 1 января 1959 года. Тогда, 1 января, все были за революцию, все без исключения: и рабочие, думающие о лучшем, и крестьяне, думающие о лучшем, и реакция, думающая о лучшем. Реакция полагала, что получит власть в свои руки, так как считала, что обладает монополией на интеллект. Они обладали интеллектом и культурой, а мы были всего лишь безумными молокососами, годными только на то, чтобы лезть в горы. И когда встанет вопрос об управлении страной, необходимо будет обратиться к этим соломонам за помощью и попросить, чтобы они правили республикой. Но постепенно реакция утрачивала свои иллюзии.
В течение первого месяца правления Революционного правительства это еще не было очевидным, но через 45 дней революционная действительность разочаровала их. Народные митинги становились значительнее, потому что рабочие и крестьяне вооружены сейчас революционным сознанием и они приходят на эти митинги, чтобы защитить революционные законы. Поэтому, хотя нас стало и меньше, революция стала сильнее. Революция не выросла количественно, количественно она даже уменьшилась, но сила ее возросла. Вот что происходит сейчас в стране, и, безусловно, следует отдавать себе отчет, насколько же мы сильны.
Недавно я беседовал с одной сеньорой, которая встречала в штыки все, что я говорил. Она заявляла, что прислуга не будет слушаться хозяев и будет делать все, что ей взбредет в голову. Короче говоря, по мере того, как все эти люди становились контрреволюционерами, необходимо, чтобы прислуга становилась все революционнее. Такова логика.
В этих условиях ИНРА является наиважнейшим аппаратом и имеет огромное революционное значение. ИНРА и армия — вот два наиважнейших для революции аппарата, и мы должны объединить вокруг них все те силы, которые мы можем объединить в ожидании грядущих сражений. Революционные дела дают народу больше, чем 20 тысяч книг. Революционные дела — вот самое оффективное революционное учение, потому что когда гуахиро видит, как вдруг заросли сорняков превращаются в плантации помидоров, хлопчатника, кукурузы, как хижины превращаются в дома, как невежество превратилось в книги, то он не станет слушать никаких контрреволюционеров, никто не сможет запутать его. Сами дела учат крестьян…»
На основании высказанных тогда Фиделем идей и положений сплачивался авангард государственных и военных кадров, чтобы идти вперед по пути социализма.
Глава XXXV
ПЕРВЫЙ ДОКУМЕНТ НА ПРАВО ВЛАДЕНИЯ ЗЕМЕЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ
В другом своем выступлении на третьем Национальном совещании ИНРА Фидель ставит вопрос о необходимости введения на селе шестилетнего образования и организации там тысяч школьных классов; он высказывает мысль о том, что учащиеся этих школ должны жить в интернатах, а сама система обучения должна соединять учебу и труд, причем последний должен состоять в сельскохозяйственных работах, с тем чтобы интернаты обеспечивали себя сами. Позднее эта идея вождя нашей революции воплотилась в организации на селе системы школ второй ступени.
— Мы создадим 12 тысяч сельских школ, и каждая из них будет иметь разные классы. Один и тот же учитель будет преподавать во всех шести начальных классах, иного пути у нас нет. В то же время надо наладить самообеспечение этих школ, поскольку в противном случае этот план был бы слишком дорогостоящим, — говорит Фидель, обращаясь к министру просвещения Армандо Харту.
Харт предлагает, чтобы школы имели по 200 учащихся. Фидель соглашается с этим, но отмечает, что число учащихся можно довести и до 300, а затем, обращаясь к министру общественных работ Османи Сьепфуэгосу, говорит:
— Послушай, Османи, каждая из этих школ должна иметь 20 кабальерий земли. Как ты думаешь, сотрудники плановых органов могут подготовить для нас проект такой школы и хотя бы спортивной площадки при ней?
— Дней в десять такой проект можно создать, майор, — отвечает Османи.
— Такая школа должна состоять не из одного здания, а из нескольких отдельных помещений. Армандо должен подключить к этому делу и своих специалистов, чтобы окончательный проект школы создавался при участии Министерства просвещения. Школьные здания должны быть красивыми, — уточняет Фидель.
— Это само собой разумеется, майор, — добавляет Османи.
В заключение Фидель говорит:
— Это проект для тех 50 учебных центров, которые мы построим по всей стране. Школы эти должны располагаться как можно дальше от городов, на плодородных и обеспеченных водой землях. При них должны быть зеленые насаждения и участки фруктовых деревьев. Помните, я об этом уже говорил, что
