отставке Уберта Матоса, то есть готовились соответствующие условия для 21-го числа, разрабатывался план, чтобы ввергнуть Революционное правительство в кризис. Мы уже имели два кризиса: кризис с предателем Педро Луисом Диасом Лансом, когда по нашей инициативе он был смещен с занимаемого поста; но был и другой правительственный кризис, связанный с Уррутия, в ходе которого мы, стремясь парировать маневры, тоже взяли инициативу на себя; случай с Убертом Матосом не похож на них: мы не смещали его, он сам подал рапорт об отставке.
Трибунал поймет, как поймет и народ, что для Революционного правительства и для революции, для всех ответственных людей в революции был бы более целесообразным любой другой выход из кризиса, если бы сеньор Уберт Матос оставил возможность этого другого выхода, но заговор уже состоялся, сообщение в газете уже было готово к публикации на следующий день, подготовлено было на следующий день студенческое собрание, и рапорты об отставке уже подписаны были 20-го числа, то есть раньше, чем об отставке Матоса стало известно официально. Что должно было произойти на следующий день? Что могло случиться на следующий день, если уже 14 офицеров подали в отставку, если уже 20-го числа, когда предполагалось, что отставка Матоса остается секретом, они подали в отставку?
И надо почитать эти рапорты об отставке, надо заглянуть в суть этих отставок, посмотреть содержание этих рапортов, чтобы понять всю ложь того, будто это я был виновником возникновения проблемы, поскольку получил заявление об отставке в строго секретном порядке и растрезвонил об этом. Нет, я не трезвонил об этом. Однако на другой день в силу моего долга и положения я предпринял шаги по мобилизации народа, поскольку не было иного пути для пресечения заговора, который очень тщательно готовил господин Уберт Матос.
Я понимаю так, что эти рапорты об отставке, подписанные 20-го числа, представляют собой недвусмысленное подтверждение того, что Революционное правительство перед угрозой возникшего кризиса такого рода не могло не принять тех мер, какие были приняты. Безусловно, было бы гораздо предпочтительнее проявить терпение, сделать что-то иное, чем видеть этот скандал, который стал отрадой для реакции, отрадой для организаторов заговоров против нашей страны и нашей революции.
Любой другой выход, если бы его можно было найти, если бы он имелся, был бы предпочтительнее. Но докажите мне здесь, что возможен другой выход из кризиса, который возник в результате коллективной отставки группы армейских офицеров и который должен был стать прелюдией к тому, что должно было случиться пазавтра. Докажите мне, что был иной выход, и я всю вину за этот инцидент с удовольствием возьму на себя.
На вопрос прокурора о том, как квалифицирует он отставку офицеров 20 октября, Фидель отвечает:
— Как контрреволюционный заговор.
Председатель трибунала вызывает для дачи показаний майора Феликса Дуке, и между ним и Фиделем происходит диалог, который мы приводим ниже:
Фидель. Майор Дуке, трибунал верит в ваше мужество и человечность, и я во имя революции и погибших товарищей прошу вас, майор Дуке, сказать здесь всю правду, и я надеюсь, что те, кто знает вас, кто на деле убедился в вашей отваге и знает ваши заслуги, не подумают даже, что вы пришли сюда лгать. Вас, майор Дуке, имевшего гражданское мужество сказать мне, что Уберт Матос убеждал вас подписать бумагу с определенными политическими требованиями, вас, кто имел гражданское мужество сказать мне все это во время нашей встречи в Президентском дворце и рассказать о некоторых фактах, вас я прошу сказать здесь только правду и прежде всего правду о том, говорил ли с вами Уберт Матос или нет.
Дуке. Да, говорил, и не однажды.
Фидель. О чем он говорил с вами?
Дуке. Всегда о проблеме коммунистов, о проникновении коммунистов в армию и правительство.
Фидель. Он надеялся, что может рассчитывать на вас в этих делах? Как вы думаете, он надеялся на вас, товарищ Дуке?
Дуке. Ясно. Я даже объяснял вам, что Уберт Матос убедил меня, и, поскольку он убедил меня, я думал, что он станет и рассчитывать на меня, почти был уверен, что он принимал в расчет и меня, поскольку не однажды давал это понять.
Это заявление майора Феликса Дуке, который был, как мы уже сказали, командующим тактическими войсками Орьенте, является очень важным для доказательства предательства Матоса, поскольку бесспорно подтверждает исключительно заговорщический и контрреволюционный характер его деятельности.
Фидель. Майор, а что он вам сказал 20-го числа, когда был здесь?
Дуке. Я пытался убедить его…
Фидель. В чем?
Дуке. Что его отставка не ко времени.
Фидель. Какая отставка?
Дуко. Отставка, рапорт о которой он вам направил; он показал мне это письмо.
Фидель. Эту коллективную отставку?.. Что вы говорили о том, что должно было произойти на другой день, майор?
Дуке. Я сказал ему, что я уезжаю оттуда, поскольку все там будут арестованы.
Фидель. А почему будут арестованы, майор?
Матос прерывает диалог и просит разъяснить выражение «коллективная отставка».
Дуке. Хорошо. Я могу вам сказать, и клянусь честью, пусть я лишусь этого мундира, если кто-то из этих товарищей, с которыми я говорил там, отважится опровергнуть мои слова, когда речь идет о массовой отставке… Там создалась такая ситуация: об отставке Уберта Матоса стало известно из его письма, которое он направил премьер-министру и которое дал прочитать многим из офицеров. Такова была обстановка: большинство хотело подать в отставку, хотя Уберт сказал в моем присутствии тем, кто ожидал ответа или, скорее, того, что предпримет доктор Фидель Кастро, чтобы они не подавали в отставку до того, как будет известен ответ доктора Кастро, и это тоже правда. Группа офицеров заявила, и в рапортах об отставке, с которыми я смог познакомиться, говорится об этом ясно, что, будет ответ или нет, и даже если премьер-министр не примет отставку майора Уберта Матоса, они все равно уходят в отставку.
Фидель. Товарищ Дуке, вы мне сказали, что, как вы поняли, Уберт Матос ожидал, что я ввиду положения в ЛОТА не соглашусь на его отставку, — во всяком случае, буду действовать так, чтобы избежать скандала. Так вы сказали мне буквально.
Дуке. Да, вывод, к которому я пришел, был именно таков. И знаете почему? Это очень просто: деятельность сеньора Уберта Матоса была направлена на то, чтобы изменить курс революции, и ни на что иное. Чтобы правительство «определило курс», изменило свою политику, чтобы правительство уже сегодня определило политику, которую будет проводить; это помимо того, что господин Матос во время своих разговоров со мной (что я не коммунист — он знает хорошо) неоднократно давал мне понять, что правительство должно «определить будущую политику».
По вине Уберта Матоса нарушается порядок в зале судебного заседания.
Дуке. Я хотел бы дать некоторые разъяснения по поводу отставки. Большинство подало в отставку, меньшинство — нет.
Фидель. Большинство подало в отставку.
Дуке. Большинство — да, подало в отставку. 20-го числа утром, когда я находился там, рапорты об отставке были представлены.
Председатель трибунала просит майора Дуко покинуть зал заседания до того момента, когда его снова вызовут, а Главнокомандующий Фидель Кастро продолжил свои показания:
— Товарищи, есть одно обстоятельство, которое следует подчеркнуть. Они хорошо знают Дуке, все они хорошо знают его, знают, какой человек товарищ Дуке. Они знают заслуги Дуке, знают ого характер, знают, что я им восхищаюсь, уважаю его за то, что он имел гражданское мужество прийти ко мне и рассказать, что Уберт убедил его. А я знаю, что не все имеют это мужество, и поэтому я просил вызвать его сюда.
Итак, товарищ Дуке соответственно отреагировал и выразил свою реакцию следующими словами: «Завтра все вы будете арестованы». Ведь не без причин же Дуке сказал: «Вас арестуют завтра, завтра
