Было уже час ночи, а Хаманака все не возвращался. Даже молчаливый Морисима наконец не выдержал и проговорил:
— Что же это с ним могло произойти?
Ему, наверное, казалось, что Хаманака или убежал, или покончил с собой.
Впрочем, если говорить прямо, мы тогда не очень беспокоились о нем. Однако на всякий случай я все же решил проверить полку с вещами Хаманака. Увидев его вещи, я понял всю серьезность случившегося.
Обмундирование было аккуратно сложено. Ни дневника, ни других записей не оказалось. Было ясно, что Хаманака ушел.
Морисима, подойдя ко мне, сказал:
— Ну что, будем докладывать? Или лучше поискать самим? Не знаю, что и делать.
Я побежал к Ногути.
Вероятно, у меня был встревоженный вид, так как Ногути, увидев меня, даже подскочил.
— Ну как?
— Хаманака не вернулся. Я просмотрел его вещи, но…
Глаза у Ногути округлились.
— Пошли быстрее, — сказал он и направился к выходу.
По дороге я объяснил ему положение.
— Быстрее, быстрее! Хорошенькое положеньице! И всегда так. Как только мое дежурство, обязательно что-нибудь случится, — досадовал расстроенный Ногути. Он тоже был уверен, что Хаманака сбежал или покончил с собой.
Мы разбудили всех из нашей группы и начали поиски.
Из городка Хаманака выйти не мог, поэтому мы решили прежде всего осмотреть территорию.
Так как наш городок в окружности имел около четырех километров, пришлось послать людей по одному в разные стороны. Ночь стояла темная, безлунная, и это усложняло поиски.
Имея в виду случай с Абэ, я и Морисима считали более вероятным, что Хаманака покончил с собой. Но где и как он мог это сделать? «Самоубийство!» У меня это слово вызывало ужас.
Прежде всего я подумал о бассейне. Мы иногда купались в нем, но я никогда не видел там Хаманака. Вероятно, он не умел плавать. Говорили, что он боится воды и не любит купаться.
— Посмотрим в бассейне, — сказал я, и Морисима молча последовал за мной.
Полный воды бассейн едва виднелся в слабых лучах света, которые доходили от главного здания.
Встав на бетонный край бассейна, я со страхом ждал, что сейчас в его глубине увижу труп Хаманака. Ноги у меня дрожали от волнения.
Тридцать человек бродили в поисках пропавшего по всей территории, но здесь, у бассейна, были только мы вдвоем. Морисима стоял рядом, вцепившись мне в плечо. «Сейчас увижу, сейчас увижу!» — мысленно твердил я, вглядываясь в воду. Раз мне даже показалось, что на неподвижной поверхности я увидел что-то похожее на труп. Легкое дуновение ветерка слегка всколыхнуло воду, и у меня пошли мурашки по спине.
— Нет, здесь не видно. Пойдем посмотрим у храма, — сказал я.
По дороге туда кое-где росла маньчжурская вишня и деревья местами образовывали небольшие заросли. Для самоубийства трудно было бы найти более подходящее место. Когда деревья слабо зашумели, я невольно вспомнил про одного повесившегося, которого когда-то видел в своей деревне. Он висел на дереве, как большая сосулька. Вспомнив эту страшную картину, я невольно вздрогнул.
Но и здесь мы ничего не нашли. Мы продолжали искать в тени зданий, на пустыре, однако нигде не было никаких признаков Хаманака.
— Там тоже нет? Как у вас? — раздавались кругом голоса.
Прошло больше часа, и люди начали выходить из себя. Теперь проснулся уже весь отряд — все пришло в движение. Из одного дома, к которому мы как раз подошли, вышел с электрическим фонариком вольнонаемный Оми.
— Ага, растерялись? Вот болваны! Нечего здесь искать, идите со мной. Вы все в этом виноваты, — угрожающе сказал он.
И действительно, если предположить, что Хаманака удалось бежать из расположения отряда, то это означало большую беду не только для охраны, но и для всего отряда. Все это чувствовали и старались искать как можно внимательнее.
Прошел еще час. Поиски продолжались в зданиях, у земляного вала и в поле.
Небо становилось светлее, и уже отчетливо была видна земля под ногами и лица людей.
У земляного вала встретились две группы, которые шли навстречу друг другу.
— Вот он! Сюда! Сюда! — вдруг раздались оттуда крики. Все бросились на эти голоса.
У самого вала, где росла густая трава, темнело что-то похожее на камень. Это был Хаманака. Увидев Хаманака, я почувствовал к нему острую жалость: уж лучше бы он был мертв! Я с горечью думал о том, какой невыносимой станет теперь его жизнь. Бегство считалось позором.
— Этот мерзавец всех переполошил! Бежать вздумал, негодяй! — ругались подходившие вольнонаемные и рабочие и со злобой пинали Хаманака ногами.
А он сидел, съежившись и не поднимал головы…
— Вставай, вставай! Проси прощения. Если попросишь прощения, тебя не будут наказывать, — сказал Оми и, взяв Хаманака за воротник, попытался поднять его на ноги. Хаманака весь был в пыли и грязи. Очки и фуражка его куда-то исчезли, лицо было искажено ужасом.
— Ты хотел бежать? Да что молчишь, говори! — раздраженно крикнул Оми, дернув Хаманака изо всей силы и поставив его на ноги. А он только бессмысленно озирался и не проронил ни слова.
— Говори! — дико заорал Оми и замахнулся. При этом он отпустил воротник, за который держал беглеца, и тот, потеряв опору, мешком упал на землю. Казалось, он не чувствовал ни пинков, ни боли. Его подняли и потащили, а мы с Морисима печально смотрели ему вслед.
Вероятно, пробравшись к валу, он в последний момент испугался и не решился бежать. Впрочем, это каждому показалось бы невозможным. Ведь чтобы убежать, надо было перебраться через семиметровую внутреннюю стену, а за ней была внешняя стена, поверх которой натянута колючая проволока.
Наверное, он все это понимал, но не видел для себя другого выхода, кроме бегства. Жизнь в отряде была настолько тяжела, что большинство уважающих себя людей мечтало о бегстве. Жестоким ударом обрушилась на него эта неудача, последствия которой пока еще нельзя было предугадать.
Хаманака посадили на гауптвахту на неопределенный срок. Всю его одежду и личные вещи забрали в учебный отдел.
Проверяя перед тревогой вещи Хаманака, я нашел у него бамбуковый веер, который он очень ценил. Я оставил этот веер у себя, не сказав об этом никому. На веере был вырезан марш Квантунской армии и песня Управления по водоснабжению и профилактике. Эти песни вырезал на веере сам Хаманака, когда, привыкнув к жизни в отряде, он бывал в хорошем настроении. Но потом он затосковал, и, не имея больше определенной цели в жизни, решил бежать.
Я по себе хорошо понимал его чувство. Оно знакомо каждому, когда все надежды лопаются, как мыльный пузырь.
— Теперь мы остались вдвоем, а со временем и нам придется расстаться и жить в одиночестве, — с тоской сказал Морисима.
Эти слова окончательно испортили мне настроение.
— Не каркай! — грубо ответил я.
Но что же будет с Хаманака? Увидим ли мы его когда-нибудь?
Наступил август 1945 года. Начальник учебного отдела Ниси уехал в филиал отряда в Хайларе. Вряд ли он тогда думал, что в последний раз видит штаб отряда.
Пятого августа положили в госпиталь на операцию Коэда. Накануне, рассказывая нам о бактериологической бомбе, он пожаловался на боли в желудке.
— Вы, наверное, тоже когда-нибудь увидите ее, — говорил он. — Сейчас испытывается новая бомба
