пересаживать зараженных чумой крыс в специальные клетки и собирать с них блох. Кроме того, я должен был заражать чумой здоровых крыс, а затем вскрывать их, чтобы получить материал, необходимый для выращивания чумных бактерий.
Нам объяснили, что возбудитель чумы живет в организме мышей, крыс, сусликов и других диких грызунов и что в Маньчжурии ежегодно в ряде районов чума поражает людей. Если человека укусит блоха, напившаяся крови зараженной чумой крысы, то он заражается так называемой бубонной формой чумы. В слюне больных чумой, которая разбрызгивается при плевках и кашле, содержатся бациллы чумы. Когда они при вдыхании попадают в легкие другого человека, он заболевает легочной формой чумы. Если бациллы попадают на кожу, возникает бубонная форма чумы. При попадании же их в глаза человек заболевает глазной формой чумы. Заболевшие чумой почти никогда не выздоравливают.
Нам, с очень скудными медицинскими познаниями, все это было объяснено только в общих чертах. Мы узнали, что при легочной форме чумы быстро развивается воспаление легких. Мы узнали также, что при холере температура подскакивает до 45 градусов, происходит обезвоживание организма, человек высыхает, как мумия, и умирает. Когда мы представляли себе, какая опасность угрожает нам, у нас от страха буквально волосы вставали дыбом.
При чуме в тканях, окружающих лимфатические узлы, возникает воспаление и отечность; из-за подкожных кровоизлияний кожа на лице и груди принимает синюшный оттенок.
Эти рассказы о чуме вызывали в памяти страшные лица прокаженных или привидений из известных рассказов писателя Ецуя.
Теперь мы буквально боялись открывать рот и задерживали дыхание, чтобы не заразиться. Перед началом работы мы проходили обработку раствором карболовой кислоты. После работы делали то же самое.
Да и всякий раз, выходя из лаборатории, чтобы поесть или поговорить с кем-нибудь, мы обязательно мылись в душевой и проходили обработку дезинфицирующими растворами.
Мы имели дело с самыми разнообразными видами полевых мышей и крыс, которых ловили по всей Маньчжурии. Чтобы блохи не могли перепрыгнуть с одного хозяина на другого и укусить его, зверьков помещали в глубокие стеклянные банки, которые закрывались крышками из двойной проволочной сетки. Банки помещались в ящики, тоже обернутые металлической сеткой. Перед тем как войти в препараторскую, поверх белья, сшитого из плотной белой ткани, мы надевали защитные комбинезоны, резиновые перчатки и сапоги, а лица закрывали масками. Грызунов в банках убивали хлороформом, затем извлекали и гребнем вычесывали у них блох, которые подвергались дальнейшему исследованию под микроскопом. Мы препарировали множество мышей и крыс — носителей чумы, чтобы взять у них комочки свернувшейся крови. Определяли таких зверьков по опухшим лимфатическим узлам. При отсутствии этих признаков мы разрезали живот и извлекали селезенку.
В отличие от других грызунов мыши обладают одной характерной особенностью. Дело в том, что у них чумные бациллы в большом количестве скапливаются в сердце. Взяв кровь из сердца в качестве материала для посева, можно приготовить чистую культуру бактерий.
Хотя эта работа называлась исследовательской, на самом деле она проводилась только с целью получения болезнетворных бактерий. Именно для этой цели и заражали крыс и мышей. Разумеется, эта работа была проще, чем определение возбудителей болезни. Чтобы получить чумные бациллы в чистой культуре, применяли питательную среду, на которой особенно быстро растут именно эти бактерии. Мы не могли сами вести работу по отделению различных видов бактерий, и нам эту работу не поручали. Мы занимались только приготовлением чистой культуры чумных бацилл.
Работа эта требовала крайней осторожности, так как в случае заражения нельзя было рассчитывать на выздоровление. Подобные случаи всегда оканчиваются смертью.
При этой работе можно было не опасаться блох и мух, которые являются переносчиками заразы, поэтому мы выполняли ее более спокойно. Соблюдать большую тщательность при одевании, как это было необходимо, когда мы имели дело с мышами и крысами, уже не требовалось.
Кроме белых халатов, мы надевали только головной убор, резиновые перчатки и маски. Некоторые же работали в одном комбинезоне и маске и даже без перчаток.
— Мы все время должны быть начеку, — заботливо предупреждал нас один вольнонаемный лаборант по фамилии Коэда. — Вначале наше дело кажется очень трудным, но, привыкнув, можно научиться делать все быстро и безошибочно.
Знакомясь с нами, он сказал, что приехал сюда из префектуры Нагано и что он служит в отряде уже около двух с половиной лет. Среди многих служащих, мрачных и замкнутых людей, этот человек с открытым лицом и ясным взором выделялся, подобно яркому цветку среди мха.
При выращивании бактерий в качестве питательной среды иногда использовались куриные эмбрионы и пептон, но чаще для этой цели применяли агар-агар[8].
Пересев живых бактерий на свежие среды производился при помощи специальной платиновой петли. В лаборатории, где выращивались бактерии, вдоль стен тянулись полки с бесчисленным множеством пробирок со средами, которые хранились в наклонном положении.
Я не мог сразу освоиться с этой работой и нервничал, повторяя по нескольку раз одни и те же приемы. Чтобы не внести в среду посторонних бактерий, я каждый раз прокаливал платиновую петлю и открытый конец пробирки, затем осторожно, чтобы не коснуться самой петлей застывшей массы свежей питательной среды, наносил порцию питательной среды с живыми бактериями на кусочек агар-агара. После этого петлю, на которой оставалось немного старой питательной среды, надо было быстро, не давая бактериям улетучиваться в воздух, на секунду снова ввести в пламя горелки.
Закончив посев бактерий, я снова прокаливал открытый конец пробирки над пламенем горелки, затем затыкал пробирку ватой, наклеивал на нее этикетку с указанием вида бактерий и даты посева и ставил на полку. Через полтора-два дня пробирки упаковывались в ящики и на ручных тележках увозились в хранилище в главное здание.
К новой работе я приступил не без трепета. Впервые в жизни мне пришлось переступить порог лаборатории. Но механически повторяя одно и то же изо дня в день, я постепенно освоился с работой, понял ее опасность и окончательно упал духом. Временами я даже завидовал моим сверстникам, которые работали на полях под яркими лучами солнца. В душе у меня постепенно росла тревога, так как я не понимал еще смысла работы по размножению бактерий. Я рассуждал так: «Если все это служит делу медицины, призванной охранять жизнь людей, то она должна как-то содействовать мерам борьбы с заболеваниями. А здесь, наоборот, размножают опаснейшие бактерии».
Я рассказал о первом этапе работы, когда бактерии выращивали в пробирках, но вскоре, кроме пробирок, для этой цели стали применять специальные большие сосуды диаметром полтора-два метра, которые назывались культиваторами системы Исии. Эти культиваторы давали возможность выращивать микробы в огромных количествах.
Мне сказали, что ко времени моего прихода в лабораторию уже было получено около двадцати пяти килограммов смертоносных бактерий чумы, холеры, тифа, газовой гангрены и других болезней. Каждый грамм этих бактерий мог убить миллионы людей. Количество накопленных бактерий исчислялось астрономическими числами. Самые маленькие из тех пробирок, которые мы применяли, были около трех сантиметров в диаметре, а большинство пробирок было крупнее. Если даже считать, что в каждой пробирке содержалось хотя бы пятьдесят миллиграммов бактерий, то это означало, что в каждой пробирке насчитывалось около пяти миллионов бактерий.
Чтобы активность чумных бацилл не уменьшалась, необходимо было по крайней мере раз в месяц вводить их в живой организм. Поэтому одно хранение бактерий было ужасно обременительным делом. Я слышал, что только для культивирования и хранения бактерий требовалось более тысячи человек.
Короче говоря, на культивирование биологических агентов тратили больше сил и средств, чем на борьбу с эпидемиями. Причем это дьявольское производство непрерывно расширялось. Частенько нам приходилось задерживаться в лаборатории до глубокой ночи.
Во второй части книги я расскажу о том, что мне довелось услышать о производстве бактериологических бомб.
