Несомненно, это была тюрьма. Ни я, ни Саса долго не могли произнести ни слова. Мы чувствовали себя так, будто увидели что-то запретное. Глаза наши выражали удивление и любопытство, щеки горели: «Так вот куда мы попали!»
Делая вид, будто мы ничего не замечаем, я и Саса медленно передвигались по краю крыши и смотрели вниз. Мы заметили, что тюрьма с обеих сторон соединялась с главным зданием крытыми переходами. Казалось, что она, будто нарост, прилепилась к нему с обеих сторон своими отростками.
— Ой, смотри, там кто-то есть! — понизив голос, воскликнул я, толкнув Саса локтем.
Один из тех странных людей, которых я случайно увидел накануне, когда их выводили из закрытой машины, прогуливался по внутреннему дворику. Узник двигался медленно, едва волоча массивные железные цепи, в которые он был закован. У него был вид человека, который отрешился от всего.
Мы все поняли. Недаром вход в центральный коридор так тщательно запирался, а окна, обращенные во двор главного здания, были закрыты ставнями.
— Вот кого следует пожалеть больше, чем нас! — сказал я.
— Да, каждый день видеть только один маленький квадратик неба… — посочувствовал Саса.
Другие наши товарищи по работе, подзывая друг друга, тоже наблюдали за этим несчастным.
Вскоре прозвучал сигнал, возвещавший о начале занятий, и мы гуськом спустились вниз. Видно было, что никому не хотелось уходить — ни нам, новичкам, впервые поднявшимся на крышу главного здания, ни тем, кто начал работать здесь раньше, но тоже редко получал эту возможность.
Дойдя до середины лестницы, я увидел впереди себя Хосака. С ним был его приятель, земляк. Я догнал их.
— Видели?
Оба утвердительно кивнули головами. По их лицам было заметно, что и они ошеломлены виденным во дворе.
В этот день мы, новички, были взволнованы и подавлены неожиданным открытием и строили всевозможные догадки и предположения. Может быть, нас умышленно вывели на крышу? Может быть, вместо того, чтобы усиливать наши подозрения излишней скрытностью, нам, обреченным оставаться здесь до самой смерти, исподволь открывали то, что было совершенно секретным? Старшие же сохраняли обычный невозмутимый вид. Казалось, наши мысли нисколько не интересовали их.
Но зачем же в медицинском отряде тюрьма? Для этого непременно должна быть какая-то очень важная причина. Причина, которая заставляла хранить в тайне не только создание бактериологических бомб, но и скрывать, что в отряде есть тюрьма…
Организация и задачи отряда
— Послушай, а в твоей секции чем занимаются?
— Чем?.. Разве ты не знаешь, что о таких вещах не болтают?
— Плевать… Ведь это между нами, так что нечего бояться…
Такие разговоры появились теперь у нас в казарме после отбоя. Самым молчаливым был Морисима из префектуры Иватэ. Он редко заговаривал первым. Поистине мучительно скрывать друг от друга секреты, когда живешь в одной комнате и работаешь под одной крышей. Только в откровенном разговоре с товарищами можно было отвести душу в гнетущей обстановке тоскливой жизни в отряде, где не было никаких развлечений. Мы прожили вместе целый месяц, но до сих пор не сблизились по-настоящему. Тяжкое бремя тайны заставляло каждого из нас держаться обособленно. Но в конце концов мы не выдержали.
В дружеских беседах между собой мы стали выяснять назначение отряда, о котором нам до сих пор ничего не говорили. И постепенно мы начали все серьезнее задумываться над своей незавидной долей.
Отряд состоял из трех номерных отделов: первого, второго и третьего; кроме того, было еще два отряда: общий и учебный[10].
В первом отделе изучали применение бактерий — возбудителей таких заразных болезней, как чума, холера, тиф, дифтерит, туберкулез, газовая гангрена, сап и другие, и меры защиты от них.
Второй отдел работал над проблемами изготовления бактериологических бомб и фильтров, а также изучал эффективность действия средств бактериологической войны в различных метеорологических условиях. Этому отделу была придана авиационная группа из семи транспортных самолетов.
Третий отдел, или секция Асахина, изучал различные виды бактерий, предназначавшихся для заражения сельскохозяйственных культур — зерновых, бобовых, кукурузы.
Кусуно и Морисима служили в секции метеорологии, но, кроме ведения метеорологических наблюдений, им нередко приходилось с поручениями бывать в разных уголках расположения отряда.
Хаманака из общего отдела рассказывал, что в Хайларе, Нуньцзяне, Хэйхэ и Муданьцзяне имеются филиалы отряда, а в Аньда — полигон для испытаний. Ходили слухи, что в горах Северной Кореи у второго отдела есть целый подземный завод, где ведутся исследовательские работы над смертоносными лучами и атомной бомбой. Еще дома мне приходилось слышать разговоры о том, что Япония готовит какое-то особое оружие, и теперь я все больше верил всем этим слухам.
— Подумать только, говорят, что на наш отряд в год расходуется десять миллионов иен. Такие деньги просто так не стали бы тратить на один отряд. Наверное, на это оружие они и идут, — как-то заявил Хаманака, явно гордясь даже теми скудными сведениями, которые ему удалось добыть.
Хотя мы назывались всего лишь отрядом, у нас было три генерал-лейтенанта медицинской службы, пять или шесть генерал-майоров, около шестнадцати полковников, больше двадцати подполковников и майоров, а младших офицеров и кандидатов в офицеры — почти триста человек. Очень многие служили здесь по вольному найму. Говорили, что в отряд почти со всей Японии собраны доктора медицины, работающие в области бактериологии, причем приравненных к генералам среди них было больше десяти человек, а к полковникам — более тридцати. Всего в отряде насчитывалось свыше двух тысяч человек. Мне приходилось слышать, что именно Отряд 731 был для военных врачей единственным путем к карьере. Не послужив здесь, им нечего было надеяться на продвижение по службе.
Но тогда я еще не знал, что бактериями, в культивировании которых я принимал участие, будут заряжены авиабомбы, не знал, какой поражающей силой они обладают. Прошло значительное время, пока я узнал об этом во всех деталях.
Была середина июня. Однажды вечером техник-лаборант Сагава вошел к нам с бумагой в руке и заявил:
— Получен приказ по отряду. Слушайте, я зачитаю его. — И он начал читать.
Смысл приказа сводился к тому, что служащие отряда должны усилить бдительность, чтобы об отряде не пронюхали шпионы, и с еще большим рвением относиться к своим обязанностям.
— Коротко сообщу вам, почему вышел такой приказ, — сказал Сагава, окончив чтение.
Он разъяснил, что советские войска захватили в целости и сохранности немецкие бактериологические лаборатории, с которыми наш отряд обменивался материалами, в результате чего стало известно и об исследованиях, которые проводятся у нас. И вот теперь Советский Союз все энергичнее настаивает на проведении расследования.
— Исследования в области бактериологической войны ведет не только Германия, — добавил Сагава, — но и Америка, и Советский Союз. Но только нам удалось создать бактериологическую бомбу, годную для практического применения. Поэтому вы, члены отряда, который держит в руках ключ к окончательной победе, должны понять всю серьезность положения, проникнуться сознанием гордости за свое отечество и хранить военную тайну… Кстати, сегодня я расскажу вам историю нашего отряда.
Мы — трое новичков и двое служащих, поступивших в отряд всего на полгода раньше нас, — уселись вокруг Сагава и приготовились слушать. Вот что мы узнали из его рассказа.
До событий на Халхин-Голе в 1939 году существовало Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, которое возглавлял нынешний начальник первого отдела генерал-лейтенант
