нами.
– Я знаю, ты мне не веришь, Амелия, – проговорил он каким-то непривычно бесстрастным голосом, – но, думаю, пустит. Я ведь живу сторожем при доме Мэрион Джонс. Она директор в школе, где я работал.
– Еще работаешь, надеюсь, – добавила я, не в силах удержаться.
Я просто рассвирепела в предвкушении грядущей ночевки и бесконечного вранья. Единственный раз мне захотелось, чтобы он стал ко мне подлизываться.
– По слухам, она не собиралась возвращаться еще где-то с неделю.
– Ты чуть не стал меня уверять, что это твой собственный дом, – продолжала я, и во второй раз за эти двенадцать часов мне на глаза навернулись слезы, непрошеные и необъяснимые. Я почти уже потянулась, чтобы коснуться руки своего брата.
– Мне хотелось, чтобы ты не думала, что я живу в сарае.
– Черт тебя подери, Гарри!
Я отвернулась к окну, чтобы он не увидел, как я плачу.
Невысокие бугры вырастали из земли вокруг нас, округлые, почерневшие, точно обгоревшие. Любопытно, подумалось мне, может ли гореть место, где ничего нет? Перспективы казались мрачными. Наверху над нами сквозь тучи просочился первый слабый желтоватый свет – как растекающаяся тонкой сеточкой струйка йода.
Спустя несколько минут наш автомобиль стал буксовать, заехав в рыхлый песок, и в конце концов Гарри выключил двигатель.
– Это недалеко, – успокоил меня он, и теперь в его голосе было хотя бы что-то похожее на интонацию. – Вот, возьми.
Из-под своего сиденья он вытащил ласты, маску для подводного плавания и дыхательную трубку.
– Твой корабль ушел на дно? – спросила я в удивлении.
– Нет, он не может утонуть, – ответил Гарри.
Не став ждать, он выпрыгнул из грузовика и быстро начал спускаться по грязи, перекинув ласты через плечо, отчего они напоминали сложенные крылья.
Как только я выбралась из машины, то услышала плеск океанских волн. Он звучал – непрестанный, перекатывающийся, бьющий о берег. Рассветный бриз прижимал к моей груди промокший купальник, отчего я совершенно окоченела. Гарри уже ушел далеко вперед, и я стала взбираться следом за ним, крепко обхватив себя руками, чтобы удержать хоть малую часть собственного тепла. Думаю, здесь было холоднее скорее от света, чем от воздуха. Вскоре на пути начали попадаться кусты, растопырившие свои корявые голые ветки. Они походили на анемоны, которые разрослись, перебравшись с рифа на побережье. Я почувствовала, что не хотела бы к ним прикасаться. Мысль о том, что эти ветки, обвив мой палец, начнут тянуть его в себя, заставила меня содрогнуться.
Хотя вокруг все было каким-то мертвенным и Гарри бегом удалялся куда-то вперед, я обнаружила, что стою не шелохнувшись. И ничего не могла с этим поделать.
Я смотрела на сараи. Стены были из дерева, черные, порядком прогнившие, точно они лежали на океанском дне. Я заметила два кострища, выложенные камнями, какие-то остатки корабельных снастей и одиноко валяющуюся в грязи каменную ступу глубиной по меньшей мере фута в два. Я сошла с тропинки и вспомнила о Красной Шапочке.
Бродить между этих обветшалых, гнилых строений с зияющими провалами окон, просевшими крышами было точно нырять, исследуя затонувшее судно. Воздух становился тяжелым, и редкие лучи света, колеблясь, падали сверху тонкими серыми стрелами. Я пыталась представить себе людей, живших там, субботними вечерами танцевавших вокруг огненного круга, и поняла, что не могу этого сделать. Да и чем они могли тут вообще заниматься? За несколько минут в замершем мире, среди теней, это место уже начало казаться мне природным ландшафтом, а не развалинами. И пахло здесь океаном.
Не знаю, сколько времени я провела там, но когда встряхнула головой, чтобы выйти из транса, поняла, что совсем потеряла Гарри из виду и что он меня не окликнул. Выбравшись обратно на тропинку, отбиваясь от одолевавших меня мрачных мыслей, что слетелись на черных крыльях, я заставила себя взобраться на последнее взгорье и там, на его вершине, впервые увидела Берег разбитых кораблей и услышала тот звук.
Сначала это была только одна нота, низкая, вибрирующая и тягучая. Если бы не дневной свет, я могла бы ошибиться, приняв ее за крик совы. Затем звук стал ниже, в нем слышалось одиночество. Это, наверное, вздыхают киты, подумалось мне. Или это вой ветра с бескрайних просторов океана. Потом я прекратила рассуждения и просто стояла и слушала, пока в конце концов звук не затих вдали, оставив в моих ушах ощущение пустоты. Я, неуверенно ступая, сошла с холма, мой взгляд скользнул по воде, и я увидела полуразрушенный остов корабля.
Он находился в двух сотнях ярдов от берега, а может быть и ближе, под напором клубящегося прибоя стоя совсем прямо, до того невероятно прочно замерший в неподвижности, что отчетливо вырисовывался силуэтом в тумане и даже выглядел надежным. Его серые стальные бока ничего не отражали, и брызги волн разбивались о нос, стекая по обшивке легко, точно по акульей шкуре.
– Гарри! – крикнула я и тогда увидела его: он оседлал обломок мачты и обувал ласты.
Гарри поднял голову и увидел меня. На секунду он был словно удивлен моим присутствием. Потом неуверенно, словно мы не видели друг друга несколько месяцев и прошедшей ночи не существовало, он улыбнулся и помахал мне рукой. Я направилась к нему, настороженно глядя по сторонам.
Казалось, на мили вокруг, повсюду песок был усеян деревянными обломками, они валялись среди валунов, гнили в вязкой грязи луж, плавали в океане. На песок наползали длинные извивающиеся змеи белесых волн, закручивающиеся небольшими водоворотами. Разбиваясь о подводные скалы, пенные брызги взлетали в воздух, и их утягивало назад течением.
До тех пор пока я чуть не налетела на Гарри, увидев, как он стаскивает рубашку и плещет по воде ногами в ластах, мне не приходило на ум поинтересоваться, что мы тут вообще можем делать.
– Не станем же мы тут плавать? – спросила я, но тут же легкомысленно расслабилась.
– Я стану, – сказал он и поднялся на ноги. На том месте, где он сидел, единственный крошечный краб высунул свою клешню из углубления в дереве, осторожно выбрался и скрылся в песке. – Я был уверен, что ты приедешь, и сохранил все это для тебя. – Его глаза встретились с моими, но тут же он снова опустил взгляд: – Я так хотел, чтобы ты сюда приехала.
– Что-что?… – оборвала я его. – Уж не хочешь ли ты сказать, что это все твое? Может, ты учишь здесь утопленников? А, школьный учитель?
– Ты единственная, кто… – тихо произнес Гарри.
Тут снова раздался
Несколько мгновений я оглядывалась вокруг, пытаясь определить источник этого звука, и затем так же замерла. Брачный призыв? Вой страдания? Не знаю, да это было и не важно. Звук наполнял мою голову, мою кожу, точно второе мое внутреннее «я» старалось выбраться из глубин, отчего я чувствовала тепло и хотелось плакать.
– Гарри, что это? – прошептала я секунд через тридцать, после того как звук снова затих.
– Он идет с корабля.
– Ты уверен?
Я в этом уверена не была. Потрясенная, я смотрела на воду, набегавшую на ноги моему брату, на его слишком тонкие щиколотки, когда он шагнул от берега в сторону моря.
– Даже не холодно, – сказал он и бросил в мою сторону взгляд.
Он зашел в воду по колено, споткнулся о какой-то камень и плашмя погрузился в полосу прибоя.
– Черт. Да подожди же ты секунду, – сказала я, стряхивая наваждение.
Я бросила на песок свои ласты, влезла в них ногами, уронив рядом шорты и рубашку, нахлобучила маску с дыхательной трубкой на лоб и враскачку пошлепала к полосе прибоя.
– Это кажется сложнее, чем на самом деле, – крикнул мне брат, наблюдая за бурунами серо-зеленой воды и россыпью брызг между нами и полуразрушенным судном.
– Да уж… – пробормотала я в ответ.
Гарри погрузился в воду по колено, опустил маску.
– Тут, кажется, везде мелко, – сказал он. – Коралловый риф у самой поверхности. Для этого и нужна
